Алгоритм демократии

Когда коллега Кямран Агаев, дав мне чрезмерно лестные характеристики, по сути, предложил мне выдвинуть программу демократической оппозиции, причём сулящую ей успех, и не программу как предвыборную зазывалку, а программу последовательных действий, того, что раньше называли алгоритм, а ныне именуют "дорожная карта", он поставил меня в очень неловкое положение. Но, по уставам буддийских монастырей, услышав чьё-то "Эй!", необходимо тут же вскликнуть "Эй!" — дабы никто не оставался безответным. Оно, конечно, архаизация актуализирует профетизацию, но если бы я смог, подобно Медиуму Нострадамовичу вытащить из грядущего текст листовки победивших революционных сил, боюсь, это не многим бы помогло.

Вот, представьте, что осенью 2011 года я с важным видом сообщаю либералам, что небывалый успех на выборах в Москве им дадут лозунги борьбы с "превращением столицы в Масквабад" и с засильем дворников — "узбеков Собянина". Я полагаю, что даже Владимира Милова стошнило бы от отвращения...

Я помню какой когнитивный шок у меня вызвала летом 1988 года первая программа ещё нерасколотого "Демократического Союза" — с требованием многопартийности, а через год — листовка группы "Гражданское достоинство", объявившей себя несоциалистической организацией и оргкомитетом возрождающейся партии конституционных демократов (куда я и вступил). А ведь по сравнению с лозунгами "ДемРоссии" 1991 года это были очень умеренные тексты. И победили именно лозунги "ДемРоссии": декоммунизация, суверенитет России, рынок, народная приватизация... Воплощение — другое дело, во Франции до сих пор проблемы с полноценной реализацией Liberté, Égalité, Fraternité...

Но я представляю, что прихожу я летом 1989 года на заседание легендарного Московского Объединения Избирателей (МОИ) и приношу тексты доавгустовских заявлений Координационного совета (КС) движения "ДемРоссия" лета 1991 года (ну, там, как положено в те накалённые дни — недоверие Горбачёву, ликвидация ячеек КПСС в учреждениях и органах власти, отказ от подписания Союзного договора) и говорю: "Чего спорите, вот с чем победим, и, кстати, тут ваши подписи..." Мне просто интересно, кто первый из знаменитой "кровавой тройки" закричал бы, что это провокация КГБ...

При этом я могу с уверенностью сказать, что любая пришедшая к власти сила проведёт три меры обязательно: люстрацию, включая ликвидацию "партий-клиентов", национализацию собственности "олигархов" (точнее, наоборот, аффилированных с властью магнатов) и коррекцию конституции в пользу парламентаризма и влияния партий.

Три другие меры: нормализация отношений с Украиной и Западом, резкое ограничение возможностей для цензуры и борьба с "титульными" этнократиями в "республиках" — также весьма вероятны, хотя, в отличие от первой триады, прогнозируются не с такой 100% уверенностью. Тут многое зависит от того, создадут ли национальные меньшинства единую коалицию с российской революционной оппозицией, как это было в 1989-91 годах, или выступят против неё, в защиту "путинского федерализма". А также от того, не окажется ли среди революционеров критической массы антизападных националистов, напротив, считающих что надо ограничить "вседозволенность" медиа, включая социальные. Но первую, ключевую для любого последующего демократического развития, триаду мер проведут в жизнь даже пришедшие к власти оппозиционные революционные фашисты (я помню, какой шок в марте 2009 года подобный анализ вызвал у Георгия Сатарова, который углядел в моём прогнозе призыв).

Точно так же любая революция в СССР — буржуазно-демократическая (как в нашей реальности), Энтээсовская ("Русская антикоммунистическая") или отстаивающая истинный социализм (неотроцкистская) — в любых исторических альтернативах — обязательно бы реализовала один и тот же набор мер: запрет (как вариант — самороспуск) КПСС и роспуск КГБ; конфедерализация СССР, роспуск колхозов (возможное превращение их в нормальные производственно-сбытовые кооперативы); резкое увеличение хозяйственной самостоятельности предприятий и столь же резкое увеличение рыночной компоненты в экономике.

Прежде всего необходимо отметить, что исторический путь от развёртывания всего набора демократических институтов до формирования полноценной демократии (её именуют "консолидированной") в любом случае займёт в культуре европейского типа не менее 50-60 лет. Причём все эти годы будут до отказа заполнены борьбой гражданского общества за демократию. Предлагаю принять этот период за социокультурную константу.

Два поколения непрерывной борьбы за свободу и демократию — в условиях относительной свободы и относительной демократии (её именуют анократией: это как при Ельцине — свобода публичной борьбы за власть элитных группировок).

Борьба за демократию — это всегда:

а) борьба за преодоление отчуждения между гражданином и государством, обретение личностью и объединениями своей политической субъектности);

б) борьба с превращением правящей политико-бюрократической группировки в монопольно господствующее <квази>сословие, которое я по старой памяти именую "номенклатура";

в) борьба с превращением "партии власти" в псевдоцерковь, регулирующую интеллектуально-духовную и частную жизнь, и стремление к низведению "партии власти" до уровня правящей партии — равноправного актора (деятельного участника) социально-политической жизни.

Побудительным импульсом к началу борьбы за демократию может быть не бедность и не жестокие расправы, а постоянное ощущение бесправия и униженности, постоянное чувство оскорблённого человеческого достоинства. Это именно то, что стало главным мотором "Арабской весны", Московской "полуреволюции" 2011-12 годов и начавшегося в марте 2017 движения "фрименов" Навального. Хотя общим контекстом антипутинистского движения всё равно будет очередная — "веберианская" — реформация России — фазовый переход от сословно-феодального деспотического общества к либеральному конституционализму и "протестантскому" отношению к социальной жизни. По сути это будет вторая попытка успешно завершить Ельцинскую революцию 1989-93 годов. Нечто подобное событиям весны 1948 года во Франции, "выправившей" последствия феодального реванша 1815 года.

Два поколения борьбы за демократию я принял за константу, исходя из дистанции между:

1. либеральными антиолигархическими реформами Вудро Вильсона и отставкой Никсона (Американская "оттепель");
2. формированием и крахом фактически "полуторапартийных" систем в послевоенной Италии, Западной Германии и Японии, где с конца сороковых устанавливалась политическая монополия проамериканских консервативных модернизаторов.
3. [если от правоцентристов перейти к левоцентристам] установлением и развалом системы монопольного господства мексиканской Институционально-революционной партии и израильских сионистов-социалистов (от полного контроля над органами альтернативной британцам еврейской системы самоуправления в Подмандатной Палестине до победы на выборах политических наследников Владимира Жаботинского — блока "Ликуд" в марте 1977 года).

Эти десятилетия могут пройти по двум "зеркальным" относительно друг друга траекториям.

Вариант спокойный и муторный

Поскольку по предварительно заданным условиям прошла люстрация и реорганизуются силовики, то нет того спецслужбистско-правоохранительного стержня новой "партии власти", который был у Путина в 2000 году. Поэтому реализуется альтернативный сценарий 1999 года — только другая развилка: непреодолённый раскол элит.

За власть борются два монстра — вариант "Нашего дома России" (где координатором фракции был Владимир Рыжков, между прочим) и "Отечество — Вся Россия" Лужкова-Титова-Шаймиева. Союзником первого выступают правые либералы, второго — левые. Ещё есть левая (лидер аграриев — Иван Рыбкин) и правая популистская оппозиции... Поскольку все они боролись с Ельциным и его администрацией, то вносятся изменения в конституцию, резко усиливающую роль парламента и партий (вариант Ходорковского 2003 года). Периодическая (маятниковая) смена правящей партии вынуждает суды и прокуратуры стараться быть нейтральными, потому что вчерашний смутьян завтра становится главой думского комитета или министром. Эти же колебания обеспечивают возможность разбитым на две-три группировки медиа поливать разоблачительными помоями всех политиков и должностных лиц.

Разгул политической и самой вульгарной коррупции приводит к кризису, позволяющему выдвинуться авторитарной фигуре, аналогичной Пилсудскому, де Голлю, Тэтчер, Берлускони, Колю и даже Путину (но без опоры на ФСБ и Генпрокуратуру). Деспотическое загнивание на изломе правления "сильной руки" активизирует борьбу за расширение демократии, появляется влиятельная внепартийная правозащитная демократическая оппозиция — некий аналог американского антивоенного движения 60-х или движения 1968 года в Западной Европе. Политический ландшафт переформатируется, и последняя треть периода демократического развития — это именно постепенный рост влияния гражданского общества, ставящего под контроль крупный бизнес, государственную бюрократию, полицию, спецслужбы; демократизируются партии, бывшие до этого микродиктатурами...

Да, эти десятилетия постоянного выбора "наименьшего зла", так впечатляюще описанного в "Бильярде в половине десятого" Генриха Бёлля, где пронизанным бывшими нацистами консерваторам противостоит прогрессист, умеющий "к восторгу демократической пехоты процитировать Геродота по-гречески", но с которым читателю рекомендуются ни на минуту не оставлять наедине ни дочь, ни сына... Или в "Теплице" Вольфганга Кёппена...

Вариант романтическо-революционный

Чётко по стадиям инверсионного цикла философа Александра Самойловича Ахиезера, страну сперва накрывает либерально-митинговая волна (вплоть до советов улиц и подъездов), начисто лишающая возможности установления единоличной диктатуры вождя протеста. Затем рост обострения политической борьбы и общая хаотизация приводит к появлению революционной диктатуры (как правило, коллективной). Вот здесь как профилактику я предлагаю не выборы Учредительного собрания, которое всегда может стать орудием в руках самой сильной партии, а разделение органов революционной диктатуры. Тут и португальский совет революционного командования, и иранский вариант аятолл и совета исламской революции, и ленинские эксперименты со знаменитым Рабкрином...

Потом будет период нормализации ("гражданский мир"). Дальше возможна либо "вторичная" — предельно авторитарная — диктатура, либо, напротив, быстрое избавление от остатков чрезвычайщины. В пользу последнего говорит значительно больше обстоятельств. Тирания Сталина и Мао были вызваны тем, что они столкнулись с необходимостью разрушать нормальные эволюционные социальные процессы — проводить коллективизацию и гипертрофированную индустриализацию (ценой Голодомора и Гулага) и, соответственно, "Большой скачок" и Великая Китайская Пролетарская революция. В нашем же варианте задачи государства и общества совпадают — они стремятся к естественным рыночным отношениям, нет никаких потребностей в сверхмобилизации сил — эпоха ударного каналокопания и мартеностроительства миновала. Нет политической задачи для мобилизационной диктатуры.

Поэтому вместо авторитарного "прогиба" в первом варианте в середине цикла вполне может быть демократический подъём, вызванный приходом в общественную и политическую жизнь людей, приученных к раскрепощенности. Такое явление мы наблюдали в виде волн движения сторонников реформ в Иране.

Однако затем новые реформаторы бюрократизируются, стремятся к монопольному господству в политике, коррумпируются и наступает последняя фаза борьбы за демократию — уже подчинение гражданскому обществу зазнавшихся демократизаторов предыдущей волны... Это движение может происходить и в виде обращения к "фундаментализму" первого революционного периода.

Различные катастрофические процессы — хозяйственный развал, дезинтеграция страны, иностранное вторжение (как, например, нападение Ирака на революционный Иран осенью 1980 года, когда Багдад выступал клиентом СССР, США и Франции), гражданская война (или ожесточённая гражданская конфронтация — как это было на севере Португалии в конце 70-х, где развернулось крестьянское антикоммунистическое движение) — делают все описанные мною стадии более драматическими, но не меняют их очерёдность и другие отмеченные закономерности.

Ну, вот, считайте, что как преподаватель курса "Прикладная политология" в Университете Натальи Нестеровой я пару отчитал.