Фабрикация страха: Рачковский, ФСБ и два столетия операций под чужим флагом

"Как только слух, каким бы ложным он ни был, стал предметом всеобщего убеждения, он приобретает статус политического факта".
Орландо Файджес

Что, если самые громкие события в истории – это фейк, спланированный в тени, не теория заговора, не паранойя, а эффективный метод? Это что – конструирование паники, фабрикация врага, инсценировка угрозы? От парижских провокаций русской разведки в конце 19 века до российских взрывов 1999 года, от разгрома типографии русских анархистов в Женеве до DDoS-атак на серверы западных СМИ – именно страх сегодня стал самой действенной политической технологией. Наша статья не о прошлом, она скорее о генетическом коде режима, который научился продавать ложь как государственную услугу, и о человеке, который всё это успешно применял.

Архитектор дезинформации

Петр Иванович Рачковский (1853-1911), представитель царской разведки в Париже и Женеве с 1885 по 1902 год, прославился своими дерзкими манипуляциями и мистификациями, которые работали на укрепление власти царя и продвижение интересов России в Европе. Фактически, он создал сценарий применения в зарождавшейся тогда российской государственной политике провокаций и дезинформации, который развили в современных гибридных войнах ФСБ, СВР, ГРУ и частные структуры, подконтрольные Кремлю. Также он выдвинул идею, профинансировал и, возможно, сам поучаствовал в подготовке текста печально знаменитых "Протоколов сионских мудрецов", распространением которых до их пор занимаются его идейные наследники (известно, что КГБ в 70-е годы 20 века буквально руками создал арабский антисемитизм, напечатав и распространив миллионы копий "Протоколов" на арабском языке, о чем написал Ион Михай Почепа в книге "Дезинформация"). Рачковский лично организовал террористические заговоры против царской власти с целью дискредитации русских революционеров и анархистов (сегодня мы бы назвали это "операции под чужим флагом"), и именно они стали прообразом чудовищных провокаций ФСБ против своего народа, известных как взрывы жилых домов в 1999 году ("обратный Майнильский инцидент"), которые спровоцировали Вторую чеченскую войну, и ее тайных операциях в Европе и по всему миру.

От клерка до информатора

Восхождение Рачковского к вершинам русской разведки европейского направления началось с предательства. Он родился в 1853 году в Дубоссарах и был потомственным дворянином, получившим домашнее образование, затем работал клерком в Киевском почтовом отделении в 1867 году, а позже служил в ведомствах губернского уровня Одессы, Киева, Варшавы. В 1879 году, подозреваемый в связях с группой бомбистов (показания Семенского, который укрыл исполнителя неудавшегося покушения на генерал-адьютанта Дрентельна), Рачковский, чтобы избежать судебного преследования, становится информатором охранного отделения. Позже он присоединился к "Священной дружине", созданной для защиты жизни Александра III, и в 1884 году был направлен в Париж, чтобы противостоять деятельности революционеров "Народной воли" в Европе.

Мастер провокации

Именно в Париже, настоящем логове ненавидимой царизмом европейской свободы и расцвел гений провокации Рачковского. В 1886 году он организовал уничтожение женевской типографии "Народной воли", для чего нанял швейцарского преступника Мориса Шевалье, который проник туда с агентами Гуриным, Милевским, Бинтом и Landzen (А.М. Гартинг, впоследствии сменивший Рачковского на посту главного европейского разведчика России). Агенты разгромили типографию, разбросали шрифты и сожгли антиправительственную литературу, парализовав публикаторскую деятельность противников царизма. По сообщению агента Гольшмана, эта операция принесла Рачковскому "Орден Анны", звание губернского секретаря и 5000 франков из царского фонда. Когда типография была восстановлена, эта бригада снова ее разгромила, и больше типография не функционировала, что продемонстрировало последовательность Рачковского в разрушении механизмов революционных сетей. Интересно, что попытка прямого начальника Рачковского генерал-лейтенанта Н.Д. Сильвестрова, приехавшего в Париж с целью всестороннего анализа его деятельности и для отзыва в Россию закончилась убийством этого начальника, возможно агентом Рачковского, что считается историками совпадением, но вот весьма значительным совпадением.

Фабрикация террора

Провокации Рачковского становились все наглее. В 1890 году он сфабриковал заговор в Европе с целью убийства Александра III, используя проверенного агента Landzen, чтобы заманить в ловушку эмигрантов Накашидзе, Степанова и Кашинцева. Французская полиция, получившая информацию от Рачковского, арестовала их и обнаружила бомбы, что привело к громкому судебному процессу 1890 года, который дискредитировал деятельность русских революционеров и значительно укрепил франко-российские связи. Его предполагаемая роль в компиляции "Протоколов сионских мудрецов" отвлекла его внимание от революционной борьбы в России, воплотив представление историков о слухах как о состоявшихся политических фактах. Через успешную работу своих агентов, например, Евно Азефа, который предал около 60 революционеров, Рачковский обосновал и далее успешно применял практику подготовки и создания "двойных агентов".

Моральная цена подделки

"Протоколы сионских мудрецов", сфабрикованные Рачковским, стали не просто фальсификацией – они превратились в оружие массового (пред)убеждения, а фактически – в оружие массового поражения, ядерной информационной бомбой в тогда еще не ядерный век. Их тиражировали, переводили, обсуждали в парламентах и на улицах. Но главное – их использовали, и всегда со смертельным исходом – и в Европе, и на Ближнем Востоке. В 1930-х Генрих Гиммлер неоднократно ссылался на "Протоколы", обосновывая нацистскую политику репрессий, интернирования и уничтожения евреев в Германии. Они и стали риторическим основанием Холокоста, поэтому историк Норман Кон назвал их "самым смертоносным фальшивым документом в истории". Даже если Рачковский не написал ни строчки текста нам известно, что именно он инициировал его циркуляцию, придал ему "экспертную достоверность" через агентуру и журналистов, и, по сути, впрыснул вирус антисемитизма в легитимную политическую среду Европы. Последствия этой дезинформации измеряются не в страницах книг и газетных заголовках, а в сотнях европейских гетто, концлагерях, газовых камерах и сожжённых синагогах.

Экономические интриги и дипломатия

Рачковский сыграл важную роль в формировании франко-русского альянса 1889 года. Будущий президент Франции Эмиль Лубе выделил 1,5 миллиона франков Рачковскому, из них 500 000 ему лично в качестве аванса для содействия инвестициям в российскую инфраструктуру и добычу золота, железной руды, сделав разведчика акционером в ряде предприятий с участием французского капитала в России. Он манипулировал французскими СМИ, например, через журналиста Жюля Хансена, который постоянно публиковал статьи, направленные на разоблачение деятельности русских революционеров, и даже коррумпировал парижскую полицию на уровне руководителей префектур, чтобы выслеживать противников российского режима. Эта двойная роль шпиона и бизнесмена усилила его влияние, обеспечив французское сотрудничество с Россией и продвинула интересы царизма в Европе, в то время как его провокации формировали негативное для российских революционеров общественное восприятие на континенте. Некоторые исследователи считают, что подобные манипуляции и культивирование страха общественности перед русскими и "домашними" радикальными революционерами отвратили Европу от идей коммунизма, тогда как Россия в себя эти идеи впустила, освоила, развила и применила. Воистину, мало было Рачковских на всю Россию, и жаль, что его хватило только на Европу... Наверное, Петр Иванович работал не там, право же, иначе русская революция вряд ли была возможна. Интересно, что к 1914 году 33% иностранных акций в российских акционерных обществах принадлежали французам, а это было 14% всего промышленного капитала России. Донбасс производил 87% российского угля и 74% чугуна к 1913 году, в основном под франко-бельгийским контролем. Вот такие впечатляющие результаты экономического сотрудничества Франции с русским шпионом...

Фейсономика: как "Лубянка" стала российской экономикой

В эпоху Рачковского контроль над экономикой осуществлялся через сделки, инсайдерскую информацию и "особые" связи. Сегодня этот контроль вышел на новый уровень. И несмотря на кажущееся крушение структур и идеологий в 1991 году вместе с СССР, КГБ смог трансформироваться сам, и даже возглавил трансформирование государств на постсоветском пространстве, и стал фактическим разработчиком постсоветских процессов развития ранее подконтрольного им общества.

ФСБ сегодня не просто сопровождает бизнес – она проектирует его судьбу и путь развития. С момента ареста Михаила Ходорковского и демонстративного разгрома ЮКОСа стало понятно: в России экономическая власть – это производная силовой вертикали. Например, квази-государственная компания "Роснефть", получившая в результате основные активы ЮКОСа, в дальнейшем стала базой неформального инструмента – так называемого "сеченского спецназа", неофициальной структуры внутри силовиков, курируемой лично Игорем Сечиным. Генерал ФСБ Феоктистов, один из её координаторов, даже организовал провокацию против министра экономического развития Алексея Улюкаева в 2016 году, закончившуюся для последнего арестом и тюремным сроком – с прямым участием "Роснефти" как стороны-оператора. И это не частный случай, это давно звучащий сигнал, который превратился уже в гул безликих чиновников, согласованных на свои должности ФСБ, рапортующих об очередном национализированном или изъятом по решении суда предприятии...

По данным Transparency International (2023), коррупция в РФ ежегодно поглощает от 15 до 20% ВВП. Но эта цифра, вероятно, занижена: поскольку реальный центр экономического контроля находится не в министерствах, а в серых кабинетах нынешних и бывших генералов, откомандированных в госкорпорации и надзорные службы. Добраться до лицензий, контрактов, экспорта, IT-сектора можно только через куратора. Или через страх. Это и есть фейсономика – экономика, в которой главным KPI становится даже уже не лояльность к спецслужбам, а рефлекс рабского согласия с их приказами, а главным валютным резервом – доступ к насилию.

Отголоски взрывов 1999 года

Взрывы жилых домов столетие спустя подтверждают стратегический гений Рачковского. С 4 по 16 сентября 1999 года Россия пережила ритуал страха с элементами сценарного повторения: теракты в Буйнакске, Волгодонске, Москве, и особенно случай в Рязани, где мешки с гексогеном были заложены силами самой ФСБ – официально "в рамках учений". Это была не просто точка входа во Вторую чеченскую войну – это было "крещение" власти через контролируемый ужас и террор против своего собственного населения. Взрывы, о которых много писал блестящий современный американский историк Юрий Фельштинский стали демонстрацией того, как можно использовать страх в качестве легитиматора новой эпохи, где государство не защищает от террора, а создаёт его, чтобы потом продать спасение от него самого под видом чеченцев, эмигрантов, стран Запада.

Одним из первых, кто публично обвинил ФСБ в организации этих атак, был бывший сотрудник службы Александр Литвиненко. В 2006 году он умер в Лондоне от отравления полонием-210, что широко освещалось мировыми СМИ. Он утверждал, что ФСБ реализовала операцию "в стиле Рачковского": создать врага, инсценировать угрозу, обеспечить переход власти к силовикам. Вроде бы Литвиненко был просто разоблачителем, но в результате он стал символом того, что разоблачение – это смертный приговор и защиты от этого нет, если ты разоблачаешь кремлевскую власть.

Взрывы 1999 года стали не просто актом внутренней фабрикации, они стали матрицей будущей политики, в которой страх стал идентификационным кодом режима, инструментом управления массами, который затем выплеснулся на весь мир. Это тщательно поддерживаемый страх ядерной войны, это срежессированные Кремлем атаки на демократию и заражение всего мира страхом перед непредсказуемым Путиным, постоянно грозящим ядерной бомбой.

Россия давно уже вышла на новый уровень, породила очередной вид "экспортного страха". Если внутри страны репрессии и провокации были способом поддержания вертикали, то на международной арене появилась стратегия создания "обменного фонда заложников": фабрикация уголовных дел против граждан США, ЕС, Израиля и других стран – с единственной целью: захватить заложников для торга и обмена на своих провалившихся агентов и откровенных мошенников, работающих по заказу Кремля в других странах. В 2024 году в Анкаре прошёл крупнейший за последние десятилетия обмен: Россия освободила агентов, хакеров, участников покушений – включая Вадима Красикова, осуждённого в Германии за убийство чеченского полевого командира Хангошвили – в обмен на политиков, гражданских преподавателей, журналистов. Циничный обмен включал и граждан США – бывшего сотрудника Госдепа, преподавателя английского языка, и журналиста The Wall Street Journal Эвана Гершковича. То есть даже обмен для Путина – это не акт гуманизма, а скорее демонстративный каннибализм. Получается, что Кремль говорит: "Наши агенты могут убивать, шпионить, нарушать международное право – а вы всё равно отдадите нам их обратно. Потому что мы держим ваших людей в заложниках".

Эта схема не просто нарушает международные нормы, а переводит насилие во внешний актив: Россия обменивает внутреннюю диктатуру на внешние уступки – и тем самым строит новый дипломатический капитал: контроль над страхом как право на сделку.

Эволюция гибридной войны

Мы уже отметили интересные параллели – инсценированные заговоры Рачковского очерняли русских анархистов так же, как взрывы, устроенные ФСБ умело направлялись на поиски "чеченского следа", возведя целый народ в ранг преступников – и все для того, чтобы сплотить население в поддержку новой войны и нового руководителя правительства, который в конце декабря был назван преемником Ельцина. Рачковский одним из первых начал использовать СМИ для дезинформации, а ФСБ использует контролируемые государством СМИ и покупку лояльности ведущих газет и телеканалов, таких как Такер Карлсон. Это превратилось в гибридную войну, смешивающую провокации с цифровыми инструментами. К примеру, во время российских предвыборных протестов 2011-12 годов ФСБ задействовала Twitterbots, DDoS-атаки и клеветнические кампании, фактически, творчески развив манипуляции Рачковского.

"Шалтай-Болтай" и цифровая провокация

Если Рачковский создавал фейковые заговоры в Париже и Женеве, то его преемники в ФСБ создают системные фейковые утечки и целые водопады лжи в интернете. В 2016 году группа под псевдонимом "Шалтай-Болтай" взломала переписку ряда российских чиновников – от Володина до Медведева. Публика восприняла это как проявление гражданской активности и хактивизма с их стороны, но позже выяснилось, что "Шалтай" был частью операционной легенды, созданной Центром информационной безопасности ФСБ. Целью взломов было не разоблачение, а формирование управляемой иллюзии протеста и хаоса, чтобы легитимировать репрессии и усилить внутреннее давление. Например, тогдашнему министру обороны Сергею Шойгу пришлось лично обращаться к Путину с жалобой на действия группы "Шалтай-Болтай" в отношении чиновников его ведомства. Это метод был отработан ещё в XIX веке Рачковским: создать "угрозу", которую сам же и "разоблачаешь", чтобы получить контроль над её последствиями.

Дуров, Перекопский и цифровая псевдосвобода

Если Рачковский подкупал журналистов и полицейских, то современная ФСБ работает через интерфейсы и API, создает платформы и ботофермы. К примеру, Telegram позиционируется как свободная платформа, гарантирующая приватность, но за парадной вывеской либертарианской риторики Павла Дурова, которую он обрушивает в зарубежные СМИ, критикуя даже некоторые европейские регуляторные требования, демократично выдвигаемы к нему – стоят тени, которые не исчезают при свете кода. Главный партнёр Дурова, и настоящий "движок" этой цифровой платформы – Илья Перекопский, который живёт и работает в России, сотрудничает с представителями высшей власти и, по данным открытых источников, участвует в совещаниях при правительстве РФ, даже после нападения России на Украину в 2022. И он не технический фрик, а сильный игрок, например именно он летал в Бразилию для переговоров с руководством страны, когда там возникли проблемы у Telegram.

А ведь Telegram не просто площадка, а мощный инструмент, в котором анонимность подконтрольна, а свобода – параметр, регулируемый не архитектурой, а доступом к ключам шифрования. Именно на Telegram приходится основной трафик политической дезинформации внутри России – от "Незыгаря" и "ВЧК-ОГПУ" до управляемых "сливов" и безумной волны "сувенирного патриотизма". Рачковский покупал страницы газет и коррумпировал конкретных журналистов, а сегодняшние кураторы дезинформации покупают многотысячные подписки каналов, финансируют ботофермы, воздействуют на миллионы своих и иностранных граждан и часто меняют политику целых стран.

Такер Карлсон, TikTok и тотальность медиаконтроля

Рачковский покупал журналистов в Париже, ФСБ – Telegram-каналы и федеральные эфиры, но XXI век предложил новые форматы – медиапереносчиков страха, транслирующих Кремлю лояльность в обмен на доступ. Такер Карлсон, американский ведущий с многомиллионной аудиторией, получил эксклюзивное интервью с Владимиром Путиным в 2024 году. Позже стало известно, что его окружение участвует в переговорах о покупке им (а он был включён в одобренный администрацией США список возможных покупателей) американского сегмента TikTok – одной из самых влиятельных цифровых платформ нового поколения. На этом фоне Павел Дуров – символ сетевой независимости – также дал Карлсону интервью в Telegram, а его партнёр Перекопский в это время системно взаимодействует с Кремлем. Возникает новый гибридный фронт, где медиаплатформы, якобы топящие за свободу слова, работают в интересах тех, кто делает дезинформацию государственной политикой, и это все – не о конспирологии, а о базовой несовместимости публичного доверия с системой, где производством правды, как и лжи занимаются исключительно спецслужбы.

Цена обмана

Карьера Рачковского пошатнулась в 1906 году, когда он намеренно проигнорировал ставший ему известным заговор против тогда еще министра Петра Столыпина, возможно сконструированный самой охранкой с целью ужесточения антиреволюционных мер, и в результате теракта погибло 24 человека, включая маленьких детей Столыпина. Несмотря на связи с Распутиным, Рачковский уходит в отставку, получив пенсию в размере 7000 рублей. Его роль в подавлении восстания в Москве в 1905 году, арест видных большевиков, принесла ему 72000 рублей и орден Святого Владимира. Провокации ФСБ также дали обратный эффект, а убийство Литвиненко вызвало возмущение во всем мире, навсегда посеяв страх перед безбашенными методами Кремля. И в Европе, и в ключевых странах "противников" России ФСБ объединила кибератаки, дезинформацию и убийства, подобно тому, как Рачковский когда-то разрушал российские эмигрантские сети путем создания фейковых терактов.

От бумаги к серверу: как страх стал архитектурой

Пётр Рачковский действовал в мире бумаги, железнодорожных маршрутов и тайных переписок. Его инструментами были типографии, провокаторы, публикации в печатных изданиях. Его достойные потомки работают в мире серверов, утечек, прокси-интерфейсов и вычислительных мощностей. Они подделывают не тексты – они подменяют реальность алгоритмами и дипфейками. Раньше государство нужно было убеждать. Сегодня его эмулируют – создавая иллюзию угрозы, управляемого хаоса, фальшивых оппозиционеров и инсценированных разоблачений. Между Женевой 1886 года и рязанским мешком с гексогеном в 1999-м – не просто столетие, а логичная цепочка кровавого наследования. От "Народной воли" к Twitter-bots, от Мориса Шевалье к FancyBear, то есть от шрифта к коду. Все эти формы – от руки и пера к клавиатуре – подчинены одной логике: превратить страх в архитектуру власти и не как ответ на угрозу, а как инструмент создания порядка. В этом смысле Рачковский никогда не умирал, он просто сменил протокол.

Потеря доверия и моральные последствия

Власть, построенная на провокации, может временно мобилизовать. Но в долгосрочной перспективе она уничтожает самый ценный ресурс любого политического тела – доверие. По данным "Левада-центра" (декабрь 2021 года), 59% россиян не доверяют государственным институтам – в том числе судам, полиции, парламенту, и даже президенту. Это не просто недоверие к конкретным людям. Это деградация самой идеи гражданской связи. Когда инсценировка становится нормой, а каждый акт публичной коммуникации воспринимается как операция, тогда страх перестаёт мобилизовать – он начинает парализовать.

Рачковский использовал страх как метод разрушения революционной инфраструктуры. Его преемники – для разрушения доверия к самой возможности перемен. Так работает политика на обмане: сначала она получает власть через имитацию, потом теряет её через утрату реальности.

Вопрос остаётся: возможно ли восстановить доверие в обществе, где ложь стала единственным методом коммуникации государства с населением? Ответ очевиден – нет, никогда, и современные Рачковские это прекрасно знают, но продолжают действовать во имя ложно сформулированных и понятых целей государства, которое сегодня называется Российская Федерация.