Когнитивный диссонанс

Всю памятную неделю, когда депутаты Госдумы в ускоренном темпе принимали один репрессивный закон за другим, было интересно наблюдать за реакцией на их телодвижения. И не только на ту, что возникала внутри страны, но и внешнюю. И прежде всего со стороны ближнего политического Запада — Европейского союза. Именно в эти дни, когда верховный представитель по иностранным делам и политике безопасности ЕС Кэтрин Эштон выступила с заявлением о принимаемых в России законах, я была в Брюсселе, где много общалась с представителями всех ветвей власти Евросоюза: европарламентариями, пресс-секретарями различных департаментов и представителями внешнеполитического ведомства ЕС.

Та озабоченность, которая сквозит в заявлении Эштон, звучала в речах практически всех европейских чиновников и политиков, с которыми мне удалось пообщаться. И "озабоченность" тут не дежурное слово. Европа, похоже, и правда в растерянности. Если раньше можно было закрывать глаза на полицейскую практику, которая существовала в России на фоне демократических законов, довольствуясь словами бывшего президента Дмитрия Медведева о свободе и модернизации, то сегодня откровенно антидемократические законодательные инициативы ставят Европу в двусмысленное положение.

Именно во время президентства Медведева оформились качественно новые отношения ЕС и России, которые из донорско-реципиентных превратились в партнерские.

Были установлены четыре общих стратегических пространств, определяющих отношения ЕС-Россия, а также принята программа "Партнерство для модернизации" — чуть ли не единственное вещественное воплощение соответствующей медведевской риторики.

Сегодняшняя явственно наблюдаемая смена курса вызывает у европейских политиков и чиновников то, что в теориях коммуникации называют когнитивным диссонансом. Депутаты от "Единой России" Сидякин и Яровая плохо вписываются в картину мира, зафиксированную в установочных документах "Партнерства для модернизации". И здесь Европе придется либо поменять общее представление о России, либо игнорировать весь пакет замечательных законов, регламентирующих походы за батоном, устанавливающих список иностранных агентов и наказывающих за клевету на чиновников.

Похоже, еврочиновники предпочтут второе. По крайней мере, в беседах с российскими журналистами, в которых я принимала участие, неоднократно звучали замечания о том, что

законы — это еще не правоприменительная практика и еще надо поглядеть, как оно все выйдет.

Слышала я и от представителей внешнеполитических ведомств слова о вере в приверженность России демократическому выбору, в искренность Медведева и даже Путина в их стремлении к модернизации.

В сущности, у ЕС сегодня и нет иного выбора. Россия — не Белоруссия. И вовсе не потому, что у нас лучше соблюдаются права человека или меньше политических заключенных. Не лучше и не меньше, если не больше. Но Европа никогда не признается себе, что Путин — это Лукашенко Второй, как бы ее к этому ни вынуждала "Единая Россия" и ее законотворчество. Ведь Белоруссия — это всего лишь маленький и довольно слабый сосед, которому ЕС может оказывать помощь, а может и не оказывать. А Россия — стратегический партнер, если не очень сильный, то довольно привлекательный, как с точки зрения рынка сбыта, так и с точки зрения поставок энергоресурсов. Можно сказать, не довольно, а очень даже привлекательный: почти половина торговых потоков ЕС уходит в Россию, а уж о различных голубых потоках, льющихся по трубам в обратную сторону, и говорить не приходится.

Ясно, что при дальнейшей активности депутата Сидякина когнитивный диссонанс в ЕС по отношению к России будет только возрастать. Однако это вряд ли приведет к резким телодвижениям европейских властей, как в случае с Белоруссией. Скорее, Европа предпочтет ничего не замечать, хотя ей к этому придется прикладывать все возрастающие усилия.

В конце концов она инстинктивно отвернется от своего восточного соседа, забыв все красивые слова про демократизацию, рациональный выбор свободы и модернизацию.

Благо сегодня еврочиновникам есть чем заняться и внутри союза. А что касается экономических отношений, то торговать друг с другом можно и без особой дружбы и общих ценностей, по крайней мере духовных.