
Когда событие ещё не материализовалось в Интернет-новостях, но чувствуется его приближение, тогда, в сфере идей и образов, оно зачастую уже формируется в мышлении и речи, необходимо прислушиваться к повседневному употреблению слов, чтобы яснее видеть векторы, контуры и детали грядущего.
Проблема современного человека состоит в потребительском отношении к речевой активности и в неумении, из-за спешки и фоновой усталости, увидеть, что же, чёрт побери, находится в смыслах тех единиц высказывания, которые мы щедрой россыпью обрушиваем на сознание и подсознание друг друга.
Например, лексика этой войны постоянно как будто неряшлива в выражении мыслей: мы стремимся быстрее высказаться и берём то, что лежит на поверхности. А вот на поверхность коллективное бессознательное выталкивает как раз то, чем мозгом "пробалтывается", не в силах осмелиться и признать, что в глубине осмысления и отношения к происходящей беде есть много нюансов, явно вызывающих вопросы ко всем нам, грешным.
Например, ещё в дискуссиях до полномасштабного вторжения российских захватчиков в Украину постоянно повторялся странный для более раннего русского языка оборот. Он, например, содержался в одном из вариантов ответа на вопрос, вторгнется ли пуйло или же просто проведёт манёвры, пригрозит и отведёт войска: "Он хочет забрать всё тело Украины". Проще было сказать без огрубления, без "приземления", без слова "тело", то есть "он хочет забрать всю Украину".
Слух резало резкое снижение образа сложной, многообразной, духовно богатой страны до уровня, предполагающего столь грубое и упрощающее, по сути, выражение. Такая лексика, словно диверсия на тонком уровне, автоматически уводит страдающий народ из области, где есть чему страдать, кроме телесного начала. К такому "словарю" есть очень много вопросов.
Неужто имперское мышление было присуще россиянам накануне российской агрессии настолько сильно, что даже оппозиционные и проукраинские высказывания бессознательно снижали образ другого государства? Кстати, не один я заметил: наравне с "телом Украины" как раз таки не употреблялось выражение "тело России", то есть получалось, что, мол, "где мы, там дух, где они, там тело", исходя из словоупотребления. Согласитесь, подобные "ляпы" – уже не ляпы.
Что можно извлечь из такого феномена? То, что с рашистской имперскостью необходимо бороться не только там, где она совсем наглядна и присутствует у оппонентов, но и в самих же себе, там, где она проявляется в столь странных, как приведённая в качестве примера, оговорках – уж слишком нарочитых, словно результаты работы кремлёвских политтехнологов.
Печальное легкомыслие сплошь и рядом просвечивает и в словосочетаниях "выиграть войну", "проиграть войну". Когда гибнет масса людей, идёт, по сути, переселение народов, тогда людское бессознательное заменяет слово "победить" на игровой эквивалент, как и словосочетание "потерпеть поражение" – на "проиграть". Да, есть тенденция к исторической лингвистической экономии, но мы с вами говорим о конструкциях, идущих из профессиональной среды в массы, то есть о процессе, где необходима адекватная времени ответственность.
Может быть, здесь наблюдается след компьютерных игр, когда игроки забывают то, что происходящее – это не место для игрового мышления. Психика таким образом облегчает восприятие, неосознанно смещая войну в категорию виртуальных битв, иначе душа разорвётся. Но не только так: сегодня во власти нет людей, которые сами воевали, например, во Второй мировой войне, видели страдания не из кабинетов бункера, заочно, а лично и рядом. И здесь есть очень серьёзная проблема – человечество в силах одновременно "заиграться" и технично уничтожить себя, не успев окончательно и на самом деле понять, что активация кодов для ядерного удара и виртуальные "стрелялки" – разные явления, и они способны мгновенно и различно материализоваться, выскочив из сферы речевой активности.
На это косвенно указывает и более чем странное упрощение всех видов риска, опасностей и вероятности к слову "шанс". Неужели люди настолько устали от самих себя, что риск перерастания обычной войны в ядерную, опасность расширения военных конфликтов, вероятность гибели в рукотворном апокалипсисе – все эти жуткие стороны исчерпываются в веке двадцать первом речевой единицей, точно и ясно выражающей именно надежду?! Вчитайтесь теперь: "шанс" ядерной войны – надо ли дальше долго рассуждать?..
Исходя даже из приведённого здесь минимума, мы видим, что пока глобальный "прогноз" для мира, начиная с речевого уровня, – самый тревожный. Там, где жители одной территории называют совокупность граждан на другой территории словом "тело", о войне говорят, как об игре, а риск всеобщей гибели оценивают словом "шанс", – там с коллективным мышлением слишком не в порядке.
А "там" – это где? Увы, в России. Ядерной. Вот с этой языковой реальностью и с такой психологической, поведенческой, бытовой данностью мы связаны сегодня. Соответственно, нужно внимательнее относиться к тому, как меняется отражение бытия в речи и в культуре в целом, ведь явления способны отражаться с опережением. Необходимо осмыслять реалии задолго до их входа в кризисное пике. Мир слишком далеко заходит в войну, и у нас есть сложнейшая и ответственейшая задача – спасать то, что можем, когда можем, при любом шансе и так, как можем, на всех доступных участках, не пренебрегая никаким масштабом действия и будучи при этом внимательнее к тому, что творим мы сами.