Пятая колонка

Главная // Пятая колонка // Пентаграмматон Ильича, или Незапрещенный "халифат"

Пентаграмматон Ильича, или Незапрещенный "халифат"

Евгений Ихлов: Советское руководство готово было либерализовать империю, но не отойти от имперской модели

08.02.2019 • Евгений Ихлов

Империя. Фото: boomstarter.ru

96 лет тому назад было создано нынешнее российское государство, точнее, государство, официальным правопродолжателем и правопреемником которого 27 лет назад была объявлена Российская "Федерация".

В насмешку над любителями поговорки о "сослагательном наклонении в истории", очень многое решилось в последний день: инсультный Ленин успел написать эпическое "Письмо к Съезду" (с продолжениями), так потом прославленное оттепельной пьесой Михаила Шатрова, и соглашение о превращении Российской Империи в РСФСР было заменено на превращение в СССР. Эта выходка умирающего вождя незадавшейся мировой революции стала единственным действием, сурово осуждённым нынешним главой России. Путин несколько раз и очень демонстративно выразил неудовольствие тем, что союзным республикам дали формальное право на выход...

Видимо, он представлял себе события 1989-90 годов так: Народные фронты в республиках требуют независимости и суверенитета, а им – эдак строго – очки наденьте и Конституцию почитайте – нет у вас права на выход и на суверенитет... и сконфуженные явной необоснованностью своих притязаний, демонстранты сворачивают свои транспаранты, убирают лозунги и идут работать на перестройку [скрытая цитата]...

О том роковом споре по вопросу "об автономизации" было сказано и написано очень много... Главный ленинский тезис был такой: система империализма и колониальные империи трещат по швам – новым советским республикам нужно иметь возможность куда уходить, но в переименованную империю они не пойдут, им нужно предложить невиданный ещё в истории свободный союз наций.

Тут важно, что все (кроме – грузинской) делегации советских республик с будущим статусом внутрироссийских автономий, точнее, с созданием "пролетарских" соединённых штатов были согласны. Это лучше всего говорит об уже вполне полноценно восстановленном имперском характере коммунистического "халифата".

Впрочем, получить от некстати оправившегося Ильича более высокий статус своих "эмиратов" они не отказались. (Сравнение "Большевистского мира" с Халифатом первых веков после Хиджры мне представляется наиболее удобным).

Интересно, что спустя 40 лет Кеннеди отстаивал новую американскую политику в отношении бывших "колоний и зависимых стран" теми же доводами: новые нации не должны чувствовать, что попадают от старых колонизаторов к новым, "свободный мир" должен выглядеть куда более привлекательным, чем коммунистический...

Но всё равно союзные республики до 1990 года были "автономиями", хотя почти в каждой из них этнический национализм был криптоидеологией. Однако Тува была последней "народной республикой", включённой в Союз (Внешнюю Монголию сделать МССР было невозможно – Китай, так же до сих пор не вполне признавший монгольскую независимость, как и Сирию – Ливана, счёл бы это жутким оскорблением) – все последующие "народные", "демократические" и "социалистические" республики оставались "суверенными".

Когда большевики взяли власть, они вообще не представляли себе, что такое автономия или федерация применительно к России. Сперва была провозглашена Российская Советская республика (как некая федерация народов). Только после того, как Всероссийское Учредительное собрание провозгласило Россию демократической федеративной республикой, появилась РСФСР.

Причём, сперва на первом месте в "пентаграмматоне" "Р.С.Ф.С.Р" был предикат "Социалистическая", что тогда означало вступление государства в первую стадию коммунизма (позднее, на фоне споров бухаринцев с троцкистами о построении "в одной отдельной стране", семантическое ударение сместили на "советскость"). Противостояние с Центральной Радой вынудило большевиков, вопреки предыдущей концепции федерализации бывшей империи создавать отдельную УССР, выстроив противостояние "пролетарского" Харькова – "мещанскому" Киеву.

Потом конфронтация с Польшей привела к появлению в 1919 году Социалистической Советской Республики Литвы и Белоруссии (Литбел)...

Дело в том, что у большевиков были две принципиально разные концепции федерализма. Первичная модель во многом повторяла венский план создания Соединённых штатов Великой Австрии (вчерне намеченный эрцгерцогом Францем-Фердинандом незадолго до его убийства и утверждённый его братом – последним императором Карлом X – за две недели до краха Двуединой Монархии) – союз этнических областей.

Всё определяла среда. У "западников" – часто и много бывших в эмиграции большевистских вождей была картина европейских мононациональных государств (с небольшим вкраплением меньшинств, подвергающих ассимиляции). Была довольно хорошо знакома Швейцария с её равноправием достаточно этноконфессионально монолитных кантонов, и Дунайская империя с её австро-немецким и венгерским старательным паритетом. Понаслышке было известно об американском федерализме (но в Соединённых Штатах кроме Троцкого никто из видных большевиков не бывал).

Федерализм Учредительного собрания предусматривал союз больших исторических областей, в котором Украина и Сибирь были бы равноправными субъектами. Такая Австро-Венгрия со швейцарской конституцией...

Совершенно иные представления были у Сталина. Его работа "Марксизм и национальный вопрос" 1913 года не только стала (и осталась) вершиной его теоретической мысли, но дала Ленину козырь в его спорах с австрийскими социал-демократами, призывавшими превратить этносы в экстерриториальные субъекты будущего государственно-политического союза, т.е. некие метапартии.

Дело в том, что Джугашвили – кавказец, выходец из грузинского региона, в котором было много осетин, мегрелов, евреев (Цхинвали – такой же исторически еврейский средневековый город, как и Тесалоники или Нарбонн), видел перед собой совершенно иную картину: локальные области, в которой в равновесии присутствуют несколько общин. Для Южного Кавказа – это грузино-армянский Тбилиси и азербайджано-русско-армянский Баку. Северный Кавказ – украинско-русско-казаче-адыгейско-черкесско-армянский...

Поэтому Сталин предложил революционную меру – субъектами федерализма становятся компактные регионы (общности) с высокой степенью культурной автономии (школы, театры, издательства) каждой общности – при общем доминировании "общего знаменателя" – русского языка и русской культуры. И большевистская субэлита – выходцы с Кавказа, Украины, Литвы, Латвии, Беларуси, Бессарабии, привыкшие к русско-еврейско-польско-украинским городам, к немецким и понтийско-греческим колониям, сталинскую концепцию прекрасно поняли и приняли. Для восстановления единой этномозаичной державы она была идеальна. Но, разумеется, такая структура превращает и право выхода, и право на национальное самоопределение в фикцию.

Полагаю, что живи Ленин не в моноэтническом Кракове, а полуеврейской Лодзи или Львове, или полунемецкой Силезии или Данциге, он бы ещё лучше понял сталинские резоны.

Затем большевики совершили идеальную (с точки зрения обеспечения десятилетий государственной стабильности, а не с позиции нынешних сетований, что всех украинцев и беларусов не успели ассимилировать) двухходовку: провели "коренизацию", т.е. ввели в преподавание и делопроизводство "титульные" языки, в первую очередь, украинский, но последовательно истребили самобытную национальную культуру и её носителей – гуманитарную интеллигенцию и духовенство.

Началось это истребление в Соловках и расстрелами в урочище Сандармох (1-й соловецкий этап – цвет украинской интеллигенции), а завершилось делом Еврейского Антифашистского комитета.

Таким образом, для объективно пробуждающегося этнонационального сознания была уготована только одна культурная пища – коммуно-советская и вульгарно-атеистическая.

Всё это было очень хорошо и тщательно продуманно. Только беда пришла нежданно-негаданно: когда в 1988-89 году со всей силой проявились скрываемые национальные противоречия (по блестящему выражения Григория Померанца: "оттаяли – как у барона Мюнхгаузена – замершие крики" задавленных этнических меньшинств), у советского руководства уже совершенно атрофировались навыки выстраивания равноправных отношений. Оно было готово либерализовать империю, но не отойти от имперской модели в пользу федерализма. Федерализм в данном случае – это не когда центр согласует с провинциями политику в рамках вечного административного торга, а именно когда политику вырабатывают полномочные представители провинциальных политикумов, формирующие законодательную власть.

В этом смысле имперские и квазиимперские структуры – это всегда условия для сохранения господства особого имперского правящего сословия, получающего благодаря своему привилегированному положению огромную ренту и навязывающего населению достаточно чуждые ему цели, например, империалистический курс или амбициозные геополитические проекты. Например, начатая в конце 50-х советская экспансия в Индокитае, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке не только не увеличила безопасность СССР и его восточноевропейского империума, а спровоцировала невиданную и предельно разорительную гонку вооружений, и каскад опаснейших международный кризисов. Однако, такая политика была продолжением химерической доктрины Коминтерна второй половины 20-х годов о возможности обрушения "частично-стабилизированного" капитализма путём лишения его источников сырья и рынков сбыта в колониях и полуколониях.

Об авторе:

Евгений Ихлов

Эксперт "Движения за права человека", активный участник постперестроечного политического движения. Родился 8 апреля 1959 года. Учился в Московском гидромелиоративном институте, но не закончил его. С 1976 года - сотрудник ВИНИТИ АН СССР. С 1990 года — активист Союза конституционных демократов. В начале 90-х активно...