Космос на гулаговской орбите

Сегодня второй по скрепной иерархии праздник после Дня Победобесия.

Былинники речистые вовсю ведут рассказы о Главном из прошлого, о том, что "зато мы делаем ракеты", и даже о том, что в космосе "мы впереди планеты всей".

Несмотря на то, что и делаются их ракеты все дольше и дольше, и летают все хуже и хуже, и смысла в них все меньше и меньше.

Здравомыслящие и вполне нескрепные люди в большинстве своем все понимают, однако тоже не чужды ностальгии и по ракетам, и по тому, что мы были впереди планеты всей.

При этом их ностальгия балансирует между двумя трендами. От "мы все утратили" до "Прости нас, Юра, мы все просрали". Причем это уже стало своеобразной субкультурой. Хотя пока эта тенденция не криминализована ни по дискредитирующим основаниям, ни по экстремистским.

Как водится, в России "истину следует искать и из столкновений мнений, и из противоречий лжи". Что такое советский и российский космос? Это сложная мешанина реальных достижений, иллюзий, неоправдавшихся надежд и, разумеется, фейков. Как вчерашний запуск "Ангары", взлетевшей с третьей попытки. В этом реальное достижение. Как и то, что это первая ракета, созданная в России.

Но беда в том, что рациональная инженерная идея воплощалась Россией в реальность более тридцати лет. При том, что частная компания Илона Маска начала ее реализовывать позже, добилась результатов раньше и обогнала в этом Россию, причем навсегда.

И надежды на то, что эта ракета обеспечит прорыв — это уже и иллюзия, и несбывшаяся надежда, и фейк одновременно. Тем более что Россия испытывает ракету, под которую у России практически не существует рациональной полезной нагрузки. А рассчитывать на полезную нагрузку других государств она не может, во-первых, из-за санкций, а во-вторых, из-за того, что компания Маска уже делает это дешевле.

На этом фоне есть желание немного порассуждать и с былинниками, и с теми, кто ретроспективно всматривается в построссийскую перспективу.

То, что сегодня вспоминается с ностальгией, говоря современным языком, было инновационным проектом развития. Он мог стать своеобразным "Планом Маршалла" для разрушенной страны и драйвером ее ускоренного развития и преобразования.

Справедливости ради следует отметить, что он немало сделал, особенно в начале. Но еще большей справедливости ради нельзя не отметить, что он им не стал. Более того, он сыграл свою роковую роль в истощении ее ресурсов.

Как и любой проект такого масштаба, он нес в себе большие возможности и одновременно не меньшие риски. Возможности создать новые технологии, реализовывать их и стать их бенефициаром. То есть рационально распорядиться ресурсами и извлечь из этого максимальную выгоду для страны и общества.

Соответствующим образом выглядели и риски. Вложить огромные деньги разрушенной и нищей страны в один проект, не получить конкурентных преимуществ и не сделать страну процветающей.

Именно в этом и кроется суть проблем. Столь огромные средства изначально были направлены прежде всего на иррациональные цели. Обеспечить первенство по форме, не озаботившись содержанием.

Первый советский ИСЗ был, по сути, куском металла для демонстрации приоритета и пропагандистских целей.

Первый американский ИСЗ, запущенный через четыре месяца, был почти в восемь раз меньше, нес научные приборы и практически сразу обеспечил научное открытие в области изучения космического излучения.

Огромные средства инвестировались в достижение приоритета, но никаких конкурентных преимуществ для коммерциализации технологий, создания рыночных продуктов, которые бы приносили ощутимую пользу, не получалось. Огромные средства вкладывались в интересах обороны.

В этом тоже следует усмотреть реальный иррационализм. С относящейся напрямую к космосу стороны.

Страна, которая за последние несколько столетий ни разу не становилась жертвой неспровоцированной агрессии, направила космические средства на космос и растворила их в нем без соответствующей практической отдачи. И то, что доля России в космической экономике три года назад составляла всего около 3%, — это результат подобного управления и подобного инвестирования.

Разумеется, мнения людей по этому вопросу никто и никогда не спрашивал. И отсюда вывод. Когда люди несубъектны, то и средства, потраченные от их имени, не могут быть эффективными.

Советский космос начинался с восторгов.

Мы первые. Мы сумели. Мы сами сделали и т.д.

С одной стороны, радость по поводу того, что мы сумели, на подсознательном уровне является выражением страхов и комплексов, в т.ч. комплекса неполноценности. В значительной степени их погасили ложью.

Вся проблема в том, что то, что обществом воспринималось как наши достижения, во многом таковыми не являлось. Например, советский космос начался в оккупированной Германии с немецких ракет ФАУ-1 и ФАУ-2. И с участия в нем немецких конструкторов. А вот то, что действительно можно считать отечественным, мало кому известно, а судьба авторов печальна.

С другой стороны, космос, как инновационный проект, не только не смог содействовать модернизации страны, ее децентрализации и т.д., а, наоборот, долгое время рассматривался именно как достижение централизованной и неэффективной советской системы. Осмелюсь предположить, что космические достижения до некоторой степени продлили ее жизнь.

Космос — это инновации.

А инновации — это, прежде всего, свободные и мотивированные люди.

Советский космос родился в ГУЛАГе и шарашках. С.П. Королев и В.П. Глушко — узники ГУЛАГа. М.К. Янгель и В.Н. Челомей скоропостижно скончались от перенапряжения. А судьбы Юрия Кондратюка и Ари Штернфельда сложились еще более печально. Хотя всему миру известно, что без траекторий и космических скоростей, рассчитанных Ари Штернфельдом, влачившим большую часть жизни в СССР жалкое существование и еле получившим пенсию, космонавтика вообще невозможна. А полеты на Луну осуществляются по трассе Ю. Кондратюка, чей гений в СССР оказался невостребован, а сам он был посмертно реабилитирован лишь в 1970 г., почти через 30 лет после гибели.

Космос — это конкуренция.

И СССР, и Россия — страны, чуждые честной конкуренции, успеху. Нынешнее состояние российского космоса именно этим и определяется. Неумением быть конкурентоспособными и успешными, а не просто воровством на "Восточном".

Я, как один из ключевых участников проекта космодрома Восточный и как человек, предотвративший в нем попытку хищения почти полумиллиарда долларов при строительстве первой очереди, могу в очередной раз сказать, что именно на этом проекте наиболее всего сказалась не коррупция, а системная деградация страны и космической отрасли.

А имитация борьбы с коррупцией, которая по факту оказалась реально существенно ниже, чем в целом по стране, была лишь операцией прикрытия ключевых проблем.

Некомпетентное управление, приоритет политики над реальными потребностями и возможностями приводит к колоссальным провалам.

То, что начиналось в шарашках, ничем хорошим закончиться не могло.

Полет из ГУЛАГа непременно будет осуществляться на гулаговской орбите. Именно в этом ключе весьма символичны некоторые ассоциации и обстоятельства. Судьбы основоположников отечественной космонавтики. Судьбы проектов.

Например "Буран", будучи инновационным, но неконкурентным, внес свой вклад в крах СССР. А один из продуктов этого проекта — "Мрия" — оказалась уничтоженной Россией в Украине. В Украине, в которой, в силу целого ряда обстоятельств, и родились большинство основоположников советской космонавтики.

Таким образом, можно оценить и фейки. Фейк о том, что мы имели. Фейк о том, что все просрали. Фейк о том, что у нас все украли.

Тот же Гагарин мог стать Маршаллом для советской экономики, а остался полковником на глянцевой фотографии и символом несбывшихся надежд.

Но означает ли это, что все утрачено навсегда? Вовсе нет. Есть определенные технологические заделы, опыт и инфраструктура. И в построссийских государствах в горизонтальной, естественной и рациональной кооперации космос сможет стать одним из драйверов развития и интеграции. Поскольку в построссийских условиях он сможет стать на службу не имперской политике, а рациональной экономике. Планом Маршалла 2.0.