Если не Путин, то ... Трамп

Неизвестно, чем в итоге обернется президентство Трампа для Москвы, но одну потерю Кремль уже понес: европейские правые нашли себе центр притяжения получше Путина. Разумеется, именно Трамп станет лидером консерваторов всего мира.

Не с Путиным, как бы того ни хотели кремлины, а с Трампом сравнивает себя Норберт Хофер, кандидат от евроскептической Австрийской партии свободы, который имеет все шансы победить на президентских выборах 4 декабря. Трампу шлют свои салюты Марин Ле Пен, Герт Вилдерс, Хайнц-Кристиан Штрахе и другие европейские консерваторы разной степени правизны.

Дело, конечно, не только в вопросах доверия и престижа. Между западной (европейской или американской) и российской моделями консерватизма существует идеологическая пропасть. У русских и американских консерваторов даже конспирология – и та – имеет прямо противоположный смысловой заряд. Многие, вероятно, помнят сериал “Секретные материалы”, снятый каналом Fox, близким к Республиканской партии. Секретные агенты Фокс Малдер и Дана Скали по ходу своих приключений транслируют важнейший нарратив американского консерватизма – заговор правительства против своего народа: Вашингтон и спецслужбы скрывают секретные военные эксперименты, втихую контактируют с инопланетянами, управляют людьми с помощью тайных технологий. Каков нарратив российской конспирологии? Он прямо противоположный: заговор внутренних и внешних врагов против родимой власти. Американский консерватизм – это нечто антогонистическое скрепе властопочитания, и Трамп, обещая разрушить ставший потомственным вашингтонский финансово-политический истеблишмент, выступает как последовательный агент консервативной позиции – за сильное общество вооруженных собственников, которым наверху вместо могущественной элиты нужен только сменяемый кластер администраторов. Американский консерватизм – это не только вертикальное, но и горизонтальное антигосударственничество, радикальный федерализм в подлинном смысле слова. Даже вопрос однополых браков, по которому теперь принято замерять степень цивилизованности народов, Трамп перед тем, как оставить его в стороне, артикулировал в одном из интервью не в морально-религиозном ключе, а в перспективе федерализма, предлагая делегировать право таких союзов на местный уровень, штатам, а не общегосударственному законодательству: чем меньше законов издает центральная власть, тем свободней и лучше живется гражданам – тем же правилом руководствовался и Рейган.

Заглянув во времена появления доктрины консерватизма как такового, мы уже тогда сможем обнаружить симптоматические коллизии, характерные для перипетий в отношениях западных и российских правых. Красноречивее других – политическая эволюция Астольфа де Кюстина, автора известного выражения “Россия – тюрьма народов”. Аристократ, предки которого погибли на якобинской гильотине, де Кюстин был убежденным роялистом. Въехав таковым в Россию, чтобы “искать доводы против республики”, он ужаснулся местному самодурству и холопству – и вернулся на родину уже противником монархического абсолютизма.

Отцом европейского консерватизма, ставшего реакцией части общество на Великую Французскую революцию, считается Жозеф де Местр – сардинский дипломат, католический философ, талантливый писатель и блестящий острослов, долгое время проживший в России. Кто же стал наследником идей ультраконсерватора де Местра в нашей стране? Вовсе не славянофилы, а самый ярый и последовательный западник своего времени – Петр Чаадаев, объявленный в России сумасшедшим. Де Местр полагал смыслом консервативной позиции духовно-нравственное наполнение западной культуры (католическое христианство), и всю дикость России списывал на отпадение православия от “вечного Рима”. Ту же самую позицию, правда, в историческом, а не религиозном контексте, в наше время занимает журналист Владимир Познер, в отличие от де Местра – либерал и атеист. И это не единственный пример, когда российские западники, даже либерального образца, быстрее и органичнее сходятся с европейскими консерваторами, чем местные ретрограды и реакционеры.

Еще лучше понять расхождения между российскими и западными консерваторами поможет сравнение де Местра с каким-нибудь нашим славянофилом, который, подобно Александру Дугину, привинчивающему немецкого Хайдеггера к “уникальной русской душе”, пытался в XIX веке адаптировать местровские идеи к здешним чаяниям – конечно, не просто адаптировать, а придать тем самым этим чаяниям солидности, ведь всякий русский консерватор в тайне понимает, что без европейского трафарета, будь то Хайдеггер или де Местр, любой славянофильский лубок не сможет претендовать на роль чего-то философского или политического. Чтобы не ходить далеко, воспользуемся выводами саратовского ученого Вадима Парсамова, который сравнил наследия де Местра и российского писателя-адмирала Александра Шишкова. Если де Местр корил Россию за отпадение от католического мира и предостерегал пользоваться плодами Просвещения, то Шишков, напротив, считал разумным для своих изысканий в области “чистоты русского языка” опираться на французских просветителей. Он был уверен, что не Россия отпала от Запада, а, напротив, Запад отпал от правильного пути развития, на котором осталась Россия, преодолев происки участников международного заговора против русского народа, начиная от масонов и заканчивая иезуитами. “Иначе говоря, позиции Местра и Шишкова были не диаметрально противоположны, но, скорее, асимметричны: если Местр считал Россию страной упущенных возможностей, то Шишков полагал, что главная опасность, грозящая ей, – утрата национальной самобытности под влиянием западных “соблазнителей”; если Местр видел спасение в католической религии, то Шишков к религиозной стороне дела был скорее равнодушен и считал “панацеей” самобытность культуры и языка”, – таков вывод этого сравнительного анализа, и его можно применять к нынешним временам, разве что заменив католичество на европейский гуманизм и ценности свободы, которые, впрочем, из христианской парадигмы и рефлексии об оной и произрастают.

Русские консерваторы считают своей базой неуловимую “русскую идею”, которая восходит к знаменитой максиме старца Филофея “Москва – третий Рим”. Славянофилы и их наследники евразийцы признаются, что основа местного консерватизма – это государственничество и фундаментальное антизападничество. Русский консерватизм (за исключением прозападных консерваторов, так сказать, наследников Чаадаева) имеет реактивную природу и потому постоянно обращается к ресентименту, смеси зависти и ненависти к вечному врагу-идолу в лице Запада – католического, республиканского или либерального – любого. По сути русский консерватизм славянофильско-евразийского разлива (а именно его элементы нынешняя власть включает в свою гибридную идеологию) отвергает не только посылы западного либерализма, но и ценности западного консерватизма – а, когда не отвергает последние, то симулирует их.

Конечно, среди правых на Западе нет единого мнения о России и Путине. Часть их, подобно европейским левым прошлого века, наивно восхвалявшим советский коммунизм, искренне верит в то, что “русский мир” остается оплотом духовности и традиционных ценностей, в то время как на самом деле больших нигилистов и потребителей, чем постсоветские люди, на планете не найти. Но видные функционеры и идеологи западных правых, по крайней мере, среди трампистов, устойчивых иллюзорных симпатий к России, кажется, не питают. Так, редактор Breitbart News Стив Бэннон, уже назначенный Трампом своим старшим советником, резко критикует не только западный неолиберальный посткапитализм, но и “клептократический капитализм” российского образца. А другой соратник Трампа генерал Майкл Флинн, которому едва ли не рукоплескали в России, называет в одном из своих интервью Владимира Путина “бандитом”, коего необходимо поставить на место. В связи с этими частностями и в связи с общим идеологическим разломом между западными и российскими консерваторами я бы порекомендовал нашим либералам, закатившим истерику после победы Трампа, успокоиться и начать “играть теми картами, которые нам раздали” – заняться политикой, а не трансляцией интеллигентской принципиальности клинического уровня.

Тем более, что, расхваливая Трампа во время выборной кампании, госпропаганда оказала себе дурную услугу: теперь куда сложнее будет объяснить не только проблемы в отношениях России с цивилизованным миром, но и неудачи внутри, которые раньше списывали на засланцев коварного Обамы. Любовь к новому американскому лидеру в российском народе приобретает комические черты, а его рейтинги, наверное, уже поднялись выше путинских: в Рязани хотят улицу имени Трампа, в Калужской области Трампа поддержали пикетом, в Екатеринбурге к Трампу взывают обманутые дольщики, а в Туле выпустили в его честь именной сахар. В связи с этим редактор "European Russians" Антон Громов шутит в своем блоге: “Граждане России нашли ответ на извечный вопрос: "если не Путин, то кто"? Если не Путин, то Трамп – смело отвечают они”. Конечно, едва ли россиянам так повезет (вспомним ставшую крылатой фразу того же Жозефа де Местра: “Всякий народ имеет то правительство, которого заслуживает”), а вот западные консерваторы действительно пойдут не за Путиным, а за Трампом. И пусть идут...