Ошибки универсализма: постсоветская траектория России

"Институты – это правила игры в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничения, которые формируют человеческое взаимодействие".
Дуглас Норт

"Политический порядок – это не дар; это с трудом завоеванное достижение, которое легко потерять, если его навязывать без учёта истории и культуры общества".
Фрэнсис Фукуяма

В значимой для внимательного читателя статье Дмитрия Некрасова "Два заблуждения Запада" анализируются некоторые политические предубеждения западной цивилизации: одержимость территориальной экспансией в XIX веке, и безудержная вера конца XX – начала XXI веков в универсальные демократические институты, навязываемые в любом понятном и непонятном сценарии (Ливия, Тунис, Ирак, Афганистан и т.д.). Автор, по всей видимости, опирался на теорию культурной эволюции Джозефа Хенрика ("Самые странные люди", 2020) и концепцию реализма Джона Миршаймера ("Великий обман", 2018), поскольку он утверждает, что эти заблуждения проистекают из неверного понимания западными политиками и элитами культурных и институциональных реалий других стран.

Мы бы хотели применить эту оптику для экспресс-анализа распада СССР и сложного переходного периода в России, которые служат для нас наилучшим примером, подтверждающим критику Некрасовым универсализма и еще лучше раскрывающим его катастрофические последствия. Поспешное насаждение западных моделей вызвало в России негативную культурную реакцию, кульминацией которой и стал авторитаризм Путина, что доказывает опасность игнорирования культурно-исторического контекста.

В этой статье мы постарались учесть ряд не отмеченных автором психологических, экономических и культурных аспектов пореформенной России, наряду с постсоветскими реалиями, которые предлагают пути развития, учитывающие контекст, и опровергают аргументы о неизбежности хаоса или о том, что западный подход был достаточно хорошо применен и развит, но вот все равно ничего не получилось.

Расширение горизонта анализа Некрасова в приложении к РФ

Мы полагаем важным добавить к продемонстрированному инструментарию ряд очевидных для РФ срезов, которые помогли бы нам лучше понять уже случившееся и сегодня происходящие события:

1. Когнитивные и нейробиологические механизмы, которые делают общества восприимчивыми к коллективным заблуждениям. Ведь аналогичные обычным психозам, политические разочарования могут быть обусловлены психологическими моделями, такими как мотивированное рассуждение или групповое мышление, которые усугубляются стрессом, травмой или идеологическими реверберациями, усиливаемые пропагандой (что отлично получилось у Путина).

2. Межкультурная вариативность институционального успеха: восточноазиатские общества интегрировали западные экономические модели с местными структурами управления и культурными паттернами (например, государственно-управляемым капитализмом), предполагая, что результаты определяются гибридизацией, а не прямым навязыванием. Южная Корея, Китай, Малайзия, Вьетнам – хорошие примеры.

3. Роль экономического неравенства и распределения ресурсов: современное навязывание институтов часто обусловлено экономическими интересами (например, доступом к ресурсам, контролем над рынком).

4. Психологические и социальные последствия для сообществ в период транзита: сообщества, подвергающиеся институциональному навязыванию, могут испытывать коллективную травму, разрушение идентичности и обостренную коллективную паранойю. В России военная пропаганда последних 20 лет сделала общественную психику лабильной, податливой, готовой следовать за самыми кровожадными устремлениями кремлевской камарильи.

5. Альтернативные модели глобального управления: применение плюралистических подходов, таких как мультикультурализм, полицентричное управление или разработка политики с учётом контекста, может предложить конструктивные решения, аналогично принципу субсидиарности ЕС.

Колониальные заблуждения: ошибочные амбиции

Некрасов справедливо критикует распространенное в XIX веке представление о том, что территориальный контроль гарантирует процветание, воплощенное в "борьбе за Африку". Работы Хенрика показывают, что успех Запада был обусловлен уникальными психологическими и институциональными особенностями, а не колониальными захватами и вывозом рабов. Дуглас Норт подчеркивал, что движущей силой экономического роста являются прочные институты, а не территория. Движимая жадностью и когнитивными предубеждениями, такими как мотивированное мышление (когда политики рассматривали империи как экономическую необходимость), колониальная эпоха к 1910-м годам оказалась просто нерентабельной, что привело к двум страшным войнам (некоторые историки считают, что это была одна война, с передышкой на перемирие). Это заблуждение, коренящееся в нейробиологической тенденции преувеличивать причинно-следственные связи (согласно концепции культурного познания Хенрика), и создает почву для последующих универсалистских ошибок, в том числе и тех, которые случились в России. Но и в Германии также!

Даже общий язык не спасает: урок объединения Германии против универсализма

Чтобы понять, насколько опасны универсалистские иллюзии о "быстрой интеграции", достаточно взглянуть на опыт объединения двух Германий. Один язык, единое право, колоссальные трансферты из западных земель – и всё же тридцать лет спустя сохраняются различия в политическом поведении и оценках демократии. По данным Pew Research к 30-летию падения стены, восточные немцы демонстрируют меньше удовлетворённости демократическими институтами, а правительственный Jahresbericht zum Stand der Deutschen Einheit в 2019 фиксировал, что 57% жителей восточных земель продолжают ощущать себя "гражданами второго сорта". Недопредставленность "восточников" в федеральных элитах остаётся хронической проблемой, которую пришлось компенсировать специальными программами. Если такова динамика в максимально благоприятных условиях – одной нации и одного языка, – то понятно, что механический перенос западных институтов без их адаптации в постсоветскую Россию был заранее обречён. Здесь накладываются полиэтничность, иная правовая культура и глубокая травма распада. В известной метафоре, основанной на истории Исхода в Писании, очень четко сформулировано: человека можно вывести из рабства быстрее, чем рабство – из человека. Универсализм реформаторов 1990-х проигнорировал эту инерцию, и потому культурный отскок оказался неизбежен: вместо интеграции Россия получила отторжение демократических институтов и движение к новому авторитаризму под прикрытием так называемых "традиционных ценностей". И ведь не она одна.

Универсализм и культурные уклады

История последних десятилетий показывает: даже там, где авторитаризм ослаб, прямой перенос чужих стандартов нередко давал обратный эффект. Африка после колониализма самый яркий пример: навязанные извне "правильные" институты без учёта этнической и клановой структуры приводили не к демократии, а к новым формам нестабильности.

Подобная динамика видна и в арабском мире: страны Залива проводят модернизацию, в чём-то приближаются к западным моделям управления, но делают это через собственное воззрение, а не через прямое копирование. Неприятие "экспортеров ценностей" часто приводит отношения к опасной грани противостояния, непонимания и риска дипломатического конфликта. Подобную реакцию мы видим и на Ближнем Востоке. В сентябре 2021 года Европейский парламент принял резолюцию, осуждающую массовое преследование правозащитников в ОАЭ и призывавшую бойкотировать Expo 2020 Dubai. Ответ эмиратских властей был резким: резолюция названа "фактически неверной". Этот эпизод стал символом того, как универсалистский дискурс о правах человека воспринимается как внешнее давление. Июнь 2025 года добавил новый штрих: закрытие офиса УВКБ ООН в Абу-даби стало подтверждением того, что универсальные механизмы международной защиты не находят почвы там, где культурный и правовой уклад строится на иных основаниях.

Почти ни одна страна региона, например, не присоединилась к Женевской конвенции о статусе беженцев и Нью-Йоркскому протоколу. Но при этом, сами страны Залива известны своими глобальными гуманитарными программами и иногда демонстрируют элементы модернизации: развитие социальных программ, конкуренцию элит, элементы прозрачности, внедрение парламентаризма, как инструмента коллективного управления государством, в отношении к женщинам – то, что в Европе воспринимается как "демократические практики", но здесь адаптировано под собственное мироощущение и традицию.

Миссионерский экспорт ценностей – от средневековых крестовых походов до универсалистских проектов новейшего времени – редко приносил успех "словом", чаще сопровождался огнём и мечом. Там, где игнорировался локальный код, реформы не укоренялись. Именно поэтому универсализм, лишённый адаптации, порождает не интеграцию, а конфликты – и современный опыт стран Персидского Залива это подтверждает.

Современные аберрации: универсальные институты и культурная реакция

Некрасов критически рассматривает стремление западных демократий к распространению универсальных демократических институтов в конце XX века, ярко проявившееся в неудачах переходных периодов в Ираке и Ливии, и закончившихся крахом в Афганистане. В отличие от Восточной Азии, где работа Юэн Юэн Энг ("Как Китай вырвался из ловушки бедности", 2016) показывает успех гибридных институтов, навязанные модели в незападных контекстах часто терпят неудачу.

Психосоциальная травма, подобная той, которую испытывают "целевые индивиды", страдающие от эрозии идентичности, разрушает социальную сплоченность, что прямо следует из анализа государственного строительства, проведенного Тедой Скочпол ("Государства и социальные революции", 1979). Экономическое неравенство, маскирующее неоколониальный захват ресурсов, еще больше подрывает эти усилия, закрепляя экстрактивные системы. Но эти предупреждения маститых ученых не были услышаны и не использовались в практической политике ни в 90-е годы прошлого, ни в начале 21 века.

Распад Советского Союза: культурная и институциональная травма

Распад Советского Союза в 1991 году еще раз подтверждает акцент Некрасова на важности культурного контекста. Институциональная стагнация, этнический национализм и непоследовательные реформы Горбачева способствовали дезинтеграции страны в то время, как только начали строиться новые общественные сплоченности. "Ушедшие" от ярма центра республики были этническими образованиями и в этом качестве добились независимости в условиях кризиса 1991 года, ускоренного неудавшимся переворотом сторонников "жесткой линии". Многовековая политическая культура и этническая мозаичность СССР сопротивлялись быстрой либерализации, что соответствовало концепции зависимости от предшествующего развития Норта и парадигмы культурной специфики Хенрика. Западный универсализм в лице условного гайдарочубайса, американских советников и рекомендаций МВФ проигнорировал эти реалии, предполагая, что демократические институты могут быть пересажены в РФ без адаптации, что привело к негативной культурной реакции, закончившейся развитым путинизмом.

Неудачная попытка постепенных реформ Горбачева

Перестройка и Гласность Горбачева были направлены на постепенные реформы и отход от догматизма Ленина-Сталина-Андропова: аренду земли, создание кооперативов и совместных предприятий, сокращение военных расходов, ограничение продажи алкоголя и ослабление монополии на международную торговлю. Однако это оттолкнуло большую часть граждан, а когда условия жизни сильно ухудшились и товарный дефицит привел огромную страну на грань голода, это привело к неудаче из-за ошибок в стратегическом планировании реформ и культурного разрыва. Говоря об адаптивных институтах Энг полагает, что успех Китая был обусловлен сочетанием реформ с местными традициями, в отличие от "медленных рывков" Горбачева. Контраргументы же говорят, что горбачёвский сценарий все же был реализован, но провалился, и что его полумерам не хватало культурной основы, поскольку не учитывающие контекст реформы дестабилизируют, а не создают новое качество.

Пояс отчуждения: от советских плацдармов к кордону самоизоляции

Если для Советского Союза внешние республики и страны Варшавского договора служили плацдармами для проекции идеологии и военной мощи, то для России XXI века эти же пространства и даже бывшие части СССР, ставшие независимыми, обернулись поясом отчуждения.

Армения, некогда опиравшаяся на "зонтик" ОДКБ, объявила о заморозке участия в альянсе и ратифицировала Римский статут Международного уголовного суда, параллельно переоснащаясь французскими и индийскими системами вооружений.

Казахстан демонстративно отказался признавать донбасские "республики" и стал переориентировать торговлю на Транскаспийский "Срединный коридор", превращая его в институционализированную альтернативу российской логистике.

Грузия, даже блуждая в "серой зоне" между ЕС и авторитарными уклонами, показала, что давление Москвы по модели "сферы влияния" рождает протесты и политический хаос, а не лояльность.

На севере кордон замкнулся окончательно – вступление Финляндии и Швеции в НАТО стерло прежние иллюзии о "буферных" пространствах вторя резкой риторике прибалтийских государств в оценке аппетитов России.

Эта динамика удивительным образом воплотила то, о чём писал ещё Збигнев Бжезинский в "Большой шахматной доске": Украина и соседние страны становятся ключевыми для судьбы всей евразийской конструкции. "Без Украины, – подчёркивал он, – Россия перестаёт быть империей". Сегодня мы видим не реализацию чужого геополитического плана, а ответную реакцию соседей на агрессию: Россия сама породила вокруг себя пояс государств, для которых отделение от Москвы стало вопросом выживания.

Шоковая терапия Ельцина: катастрофа универсализма

Быстрая приватизация и переход к рынку в начале 90-х годов воплощали именно универсалистское заблуждение, и это привело к падению ВВП на 20%, гиперинфляции и появлению 70 миллионов нищих к 1993 году. Олигархи и мафия сплелись с бывшими сотрудниками КГБ и быстро заполнили вакуум власти, что позволило им разграбить государственные активы. Концепция Аджемоглу и Робинсона показывает, что в России быстро развились экстрактивные институты, подрывающие инклюзивный рост. Но разрасталась и психосоциальная травма – потеря стабильности и идентичности раздувала негодование (прямо по сценарию Скочпол). Некоторые утверждают, что хаос 1990-х годов был неизбежным после распада СССР, но универсалистская модальность, приведшая Ельцина к спешке, игнорировала политическую культуру России и усугубила кризис, а народ потерял веру в демократические институты, что и подготовило почву для прихода авторитаризма.

Авторитарная консолидация Путина: преднамеренный отскок

Неототалитарная система Владимира Путина, построенная на комбинации советской и нишевой питерской политической культур (а именно питерских характеризует запредельный цинизм, об этом надо говорить отдельно), отражает реакцию на западный универсализм. Путин построил централизованную систему патрон-клиент с псевдодемократией, что соответствует традиционному российскому уважению к власти (правда, с фигой в кармане). Мессианская идеология Путина, позиционирующая Россию как освободительницу от западного "неоколониализма" (от которого она сама якобы освободилась, вставая с колен и распрямляясь в положении лежа), является революционной стратегией с ленинскими корнями, направленной на разрушение либерального порядка, а не просто культурной реакцией. А его страх перед самой демократией, а не только перед расширением НАТО привел и к войнам, и к одичанию правовой системы.

От "собирателя земель" к могильщику империи

Путин начинал свою траекторию как реставратор "исторической России", обещавший вернуть стране статус "собирателя земель". Но итог оказался противоположным: попытка силой воссоздать империю запустила её историческое закрытие. Например, в аналитическом комментарии RAND (февраль 2023) подчёркивается, что образ "собирателя" обернулся ролью могильщика имперского проекта. Провал блицкрига против Киева весной 2022 года, подробно разобранный экспертами RUSI, показал отсутствие у Кремля "резервного плана" и привёл к переходу войны в изнуряющую фазу, где мобилизационная устойчивость Украины перевесила исходный рывок РФ.

К этой стратегической неудаче добавились институциональные удары: 4 апреля 2023 года Финляндия вступила в НАТО, а 7 марта 2024 года к Альянсу присоединилась и Швеция – замкнув скандинавскую дугу безопасности и удвоив сухопутную границу НАТО с Россией. Эти решения стали не просто символами, а политико-правовым закреплением утраты доверия к России на её северных рубежах.

Это важный поворот: стратегия, призванная укрепить империю, вызвала иммунный ответ окружающей системы и ускоренную де-империализацию всего периметра. Похоже, Евгений Савостьянов прав: у Путина всегда получается то, чего бы ему хотелось меньше всего.

Конструктивные альтернативы: постепенный путь для России

Контекстно-ориентированное государственное управление, о котором пишет Некрасов, в России недостаточно развито, да и самого типа управления оказалось недостаточно. Распад СССР в 1991 году предоставил возможность перехода от доминирования КПСС и КГБ к демократии, но партия исчезла, а КГБ стал государством. Исторические прецеденты, такие как постепенный демонтаж аппаратов безопасности в Испании после Франко, реформы в Португалии после смерти Салазара или депиночетизация в Чили демонстрируют осуществимость реформ, хотя олигархическая власть России и общественное недовольство создавали проблемы, превратившиеся в настоящую болезнь всего народа. Более развитое гражданское общество, чем существовало в СССР, могло бы поддержать такой подход власти. Вместо этого поспешное применение принципов универсализма усилило власть КГБ/ФСБ и создало класс олигархов, что послужило дальнейшему дрейфу Кремля к восстановлению империи.

Харари: иллюзия войны и разрушение табу

Юваль Ной Харари в разговоре с российским оппозиционным политическим журналистом и писателем Михаилом Зыгарем бросил глубокую по своей сути фразу, которая стала афоризмом: "если бы в 1991-м у власти был Путин, нас бы не было". Это не гипербола, а яркое напоминание о развилке, где универсалистская наивность всё же удержала Россию от мгновенной автократии, но одновременно создала условия для её отсроченного реванша. Харари последовательно подчеркивает: национализм не обязан быть ненавистью к соседям, напротив – забота о своих гражданах требует отказа от имперских авантюр. Российское вторжение, по его словам, "сломало главное табу международного порядка: нельзя вторгаться в соседние страны только потому, что ты сильнее". В эссе "Конец нового мира", он формулирует мысль ещё жёстче: война России против Украины стала концом "невидимого контракта", на котором держалась послевоенная эпоха – отказа от силового перекраивания карт.

В XXI веке война – нелепость не потому, что исчезли армии, а потому что даже тактическая победа означает стратегическое поражение: потерю технологий, партнёров, демографии и доверия. Этот тезис перекликается с логикой Некрасова: иллюзия универсальных рецептов для России в 1990-е и имперская ставка 2000-х – две стороны одной ошибки. Они породили то, что сегодня разрушает мировой порядок: вместо интеграции в систему норм Россия выбрала худший вариант – отрицание самих норм и тем самым сделала себя символом нового хаоса.

Альтернативное будущее: пути для РФ нет

Мы видим сегодня пять сценариев в РФ:

– пожизненное правление Путина;

– дворцовая преемственность (Екатерина III Владимировна);

– переход в технократический режим с упором на партии и Госдуму ("Политбюро");

– либеральный разворот и распад РФ.

И только один потребует сверхнапряжения Запада – это дезинтеграция и превращение РФ в ряд конфедераций, об этом мы неоднократно писали. Милитаризованная идолологическая система Путина, вероятно, краткосрочна, и сильно уязвима экономически. Либеральный трэк потребует постепенной институциональной подготовки, чтобы опять не получилось, как в случае распада СССР. Эти сценарии требуют от Запада политики, учитывающей исторические особенности России, её ресурсную зависимость и идеологическую эволюцию, и необходимости избежать стандартных универсалистских ловушек.

В статье Некрасова исследуется также феномен западного высокомерия, ярчайшим свидетельством чего является постсоветская трансформация России. Распад СССР, неуверенная, рывковая постепенность Горбачева, катастрофический универсализм Ельцина и революционный откат Путина говорят об одной-единственной истине: навязывание чуждых институтов без культурных корней чревато катастрофой. Это не просто исторический результат – это предупреждение, запечатленное коллективной памятью в экономической разрухе, психосоциальной травме и геополитической борьбе.

Путь России мог быть совершенно иным: 30-40-летняя реформа, формирующая сильные суды, полицию и ликвидирующая власть КГБ. Вместо этого универсалистское рвение породило олигархов, мафию и хрупкую автократию, одержимую желанием бросить вызов Западу. Ставки апокалиптичны – глобальная стабильность действительно висит на волоске. Будущие правители тех территорий, что останутся от РФ должны отказаться от иллюзии универсалистского управления, приняв адаптивные, плюралистические модели.

Будущее РФ – это неминуемый распад, и это потребует от Запада способности не только навязывать свой протекторат для столь необходимой денацификации, но и слушать, учиться и действовать со знанием реалий и истории. На обломках империи надо будет создать новое государственное управление, основанное на культурной истине, чтобы предотвратить следующий глобальный кризис и оправдать обещание стабильного, основанного на сотрудничестве мира. Иначе любой – старый или новый человек с "Орешником" не даст этому миру жить достойно и спокойно развиваться.