
Политический ландшафт Ближнего Востока имеет три четко выраженных вектора:
1. Противостояние шиитского Ирана с суннитским большинством арабского мира.
2. Борьба за влияние внутри самого суннитского лагеря – прежде всего между Саудовской Аравией и Катаром.
3. Усиливающиеся амбиции Турции, стремящейся к некой реинкарнации суннитской Османской империи.
Подобный расклад сил в регионе появился не сегодня и не вчера. Однако на протяжении шести десятилетий противоречия внутри исламских стран находились за завесой общего противостояния арабского мира с Израилем. Ближневосточная авансцена была занята арабо-израильской политической конфронтацией. Все остальные процессы на этом фоне оставались за пределами интересов мировой политики.
Ситуация начала кардинально меняться в 2020 году. Авраамические соглашения, инициированные США, положили начало процессу нормализации отношений и стратегического сотрудничества арабских стран с Израилем.
Главный триггер арабо-израильского конфликта – палестинский вопрос – утратил актуальность и оказался на периферии региональной политики, что стало наглядным доказательством искусственной природы так называемой "палестинской проблемы", по которой проходил глобальный политический водораздел интересов и целей ещё со времен Холодной войны.
И хотя времена и интересы с тех пор изменились, тем не менее, и сегодня те силы в мировой политике, которые стремятся отодвинуть позиции США на Ближнем Востоке и получить свою долю влияния и ресурсов на этом месте пытаются вдохнуть вторую жизнь в "палестинский триггер".
Что касается арабских государств, то в отличие от европейских политиков в арабских столицах фактически перестали интересоваться "палестинцами"; приоритеты изменились вместе с глобальными сдвигами в мировой политике.
Нормализация с Израилем обнажила глубокие внутренние проблемы в арабском мире. В тот момент, когда конфронтация с Израилем, долгое время объединявшая мусульманский мир Ближнего Востока, начала постепенно "рассасываться", на первый план естественным образом вышли старые и глубокие противоречия среди арабов.
Противостояние шиитов и суннитов в исламе имеет многовековую историю и уходит корнями в VII век, когда после смерти пророка Мухаммеда возник спор о легитимности преемников. Сунниты признали законность первых халифов, в то время как шииты считали, что власть должна принадлежать только потомкам Али – зятя и двоюродного брата пророка. Этот религиозно-политический раскол превратился в долговременную линию раздела внутри исламской цивилизации.
Со временем разногласия только усиливались: суннитские династии доминировали в Османской империи, тогда как шиитская традиция укрепилась в Персии, став стержнем идентичности будущего Ирана. Раскол в исламе сопровождался постоянными войнами, политическим соперничеством и взаимными обвинениями в "ереси".
В Саудовской Аравии находится главная святыня Ислама – Мекка. Этот факт веками вызывает раздражение у шиитов. Главная мечта шиитов – Мекка – под их властью.
После исламской революции 1978-1979 годов Иран во главе с аятоллой Хомейни взял курс на экспорт исламской революции и поддержку шиитских меньшинств в соседних странах. С этого момента шиитско-суннитское соперничество приобрело наиболее воинствующие формы за последние сто лет. В 1980-е годы оно вылилось в восьмилетнюю ирано-иракскую войну. Несмотря на колоссальные потери, Иран укрепил национальную идентичность и заложил основу своей будущей экспансионистской политики.
Свержение режима Саддама Хусейна в Ираке в результате военной интервенции США предоставило Ирану уникальный шанс распространить своё влияние. Тегеран стал активно поддерживать шиитские политические партии и вооружённые формирования в Ираке, а также создавать сеть военизированных прокси-структур по всему Ближнему Востоку:
– "Хезболла" в Ливане – ключевой союзник и инструмент давления на Израиль;
– Шиитские милиции в Ираке – обеспечивающие политический контроль над Багдадом;
– Хуситы в Йемене – рычаг давления на Саудовскую Аравию;
– Поддержка Асада в Сирии – сохранение союзного режима и стратегического коридора к Средиземному морю.
Таким образом, современная политика Ирана опирается не только на идеологию исламской революции, но и на прагматичный расчёт: расширение сферы влияния через сеть марионеточных вооружённых террористических группировок по своим масштабам скорей напоминающих армии, которые действуют как "удлинённая рука" Тегерана в регионе.
Активная экспансия Ирана вызвала закономерную реакцию суннитских государств региона. Саудовская Аравия, претендующая на лидерство в исламском мире, стала главным центром противостояния Тегерану. Эр-Рияд воспринимает иранскую стратегию как угрозу не только своим региональным амбициям, но и самой безопасности Аравийского полуострова и устойчивости правящей династии.
В ответ суннитские монархии – прежде всего Саудовская Аравия, Объединённые Арабские Эмираты и Бахрейн – сформировали фактический антииранский блок. Этот союз получил поддержку Египта и частично Иордании. Ключевые направления их противостояния включают:
– Военную кампанию против хуситов в Йемене, которых поддерживает Иран;
– Дипломатическую и экономическую изоляцию Катара в 2017 году, обвинённого в "излишне тесных" связях с Тегераном;
– Стратегическое сближение с Суннитские монархии стран Залива рассматривают стратегический союз с Израилем как естественный противовес иранской экспансии.
Особое значение здесь имеют Авраамические соглашения: нормализация отношений между Израилем и рядом арабских стран фактически стала частью антииранской стратегии. Иран, позиционирующий себя как "защитник палестинцев", оказался в изоляции, тогда как арабские монархии начали открыто выстраивать новые приоритеты – в безопасности, в экономики и в технологическом развитии.
Ближний Восток всё больше превращается в арену стратегического противостояния двух центров силы: шиитского Ирана и суннитского блока во главе с Саудовской Аравией.
Саудовская Аравия, оформившаяся в начале XX века как объединённое государство под властью династии Саудов, закрепила за собой статус центра арабского и исламского мира, опираясь на союз с ваххабитским духовенством. Катар, находившийся до 1971 года под британским протекторатом, после обретения независимости стал выстраивать самостоятельную политику, которая всё чаще шла вразрез с интересами Эр-Рияда. Особую роль здесь сыграл фактор внешних союзов: Саудовская Аравия долгое время оставалась важным союзником США в регионе, в то время как Катар предоставил американцам крупнейшую в регионе авиабазу "Аль-Удейд", усиливая собственную стратегическую значимость и рассматривая американское военное присутствие на своей территории как гарантию собственной безопасности.
1. Борьба за лидерство в регионе
Саудовская Аравия традиционно рассматривает себя как естественного лидера арабского и суннитского мира. Катар же, несмотря на малые размеры, добивался права проводить самостоятельную политику и становился посредником в региональных конфликтах. Это стремление к независимости воспринималось Эр-Риядом как вызов и прямое подрыв регионального лидерства Саудовской Аравии.
2. Поддержка политических движений
Политическая линия Катара базируется на поддержке движения "Братья-мусульмане" и их палестинского ответвления – ХАМАС. Для Катара это инструмент расширения влияния: ХАМАС позволяет воздействовать на палестинскую политику, на внутриполитические процессы в арабском мире и на международную арену. По сути, ХАМАС и "Братья-мусульмане" стали визитной карточкой катарской политики.
До 7 октября 2023 года в Газе де-факто существовало исламистское государство "Братьев-мусульман" – прокси образование Катара.
ХАМАС – это инструмент Катара с центром принятия решений в Дохе.
Идеи "Братьев-мусульман" о создании исламской республики противоречат наследственной власти и консервативной политике Эр-Рияда.
В арабском мире позиции ХАМАС неоднозначны: среди населения движение часто воспринимается как символ сопротивления Израилю и Западу, но официальные режимы разделены. Катар и Турция – главные покровители, а Саудовская Аравия, ОАЭ и Египет относятся к ХАМАС с оправданной враждебностью, считая его угрозой исходящей от Катара.
3. Отношения с Ираном
Саудовская Аравия рассматривает Иран как стратегического конкурента и угрозу региональной безопасности. Катар, обладая совместным с Ираном крупнейшим газовым месторождением Южный Парс, выстраивает прагматичные отношения с Тегераном, что раздражает Эр-Рияд и усиливает политическое напряжение в отношениях двух стран и в регионе в целом.
4. Медиа и мягкая сила
Катар инвестировал значительные ресурсы в телеканал Al Jazeera, который стал глобальным рычагом влияния в арабском мире. Канал освещает кризисы и конфликты, выступая с позиций, критикующих политику монархий, что воспринимается Саудовской Аравией как вызов её региональному авторитету.
Египет занимает уникальное положение: крупнейшая по населению арабская страна и светская республика. В отличие от монархий Залива, в Египте установлена светская власть, не наследственная.
После прихода к власти Мухаммеда Мурси (члена "Братьев-мусульман") в 2012 году страна оказалась на грани превращения в исламскую республику, что встревожило Саудовскую Аравию и ОАЭ. В 2013 году военные во главе с Абдель-Фаттахом ас-Сиси свергли Мурси, после чего Египет жёстко преследует "Братьев-мусульман" и сотрудничая с Саудовской Аравией и ОАЭ.
Египет играет важную роль за счёт крупнейшей армии арабского мира, культурного влияния (Каир традиционно был интеллектуальной столицей арабов) и контроля над Суэцким каналом, стратегически важным для мировой торговли.
Египет балансирует политику Катара – Доха поддерживает "Братьев-мусульман" и ХАМАС, в то время как Каир их подавляет.
Турция единственная не арабская страна в суннитском мире. Но исторически Анкара претендует на лидерство через наследие Османской империи и современную геополитическую мощь. При Эрдогане Турция активно поддерживает "Братьев-мусульман" применяя политические инструменты и силу.
Турция последовательно разыгрывает палестинскую карту, позиционируя себя в роли главного защитника палестинцев и главного оппонента Израиля в регионе.
Свержение режима Асада в Сирии позволило Эрдогану фактически аннексировать значительную часть Сирии и расширить свое влияние в регионе и в суннитском мире.
Сложилась ситуация при которой Эрдоган получил огромный кусок ближневосточного пирога и по идее должен сбавить обороты в новом ближневосточном раскладе не претендуя на роль конкурента Эр-Рияда.
Однако все это весьма гипотетические расчеты. Что и как пойдет на самом деле и на чем готов остановиться Эрдоган можно только предполагать.
В Анкаре, планируя провокации против Израиля, рассчитывают на то, что палестинская карта будет способствовать увеличению цены турецких политических акций в суннитском мире.
Турция стала ключевым союзником Катара благодаря размещению турецких войск и объектов на территории Катара, дипломатической защите Дохи на международной арене и экономическим инвестициям в инфраструктуру и энергетику.
Турция и Саудовская Аравия имеют сложные отношения: совместная суннитская идентичность сочетается с конкуренцией за влияние, поддержкой разных политических движений и участием в региональных конфликтах (Сирия, Ливия, Восточное Средиземноморье).
Таким образом, Турция выступает фактором усиления Катара и дополнительным давлением на Саудовскую Аравию и её союзников.
Напряжённость суннитских монархий с Катаром переросла в открытое противостояние дважды. В 2014 году Саудовская Аравия, ОАЭ и Бахрейн на несколько месяцев отозвали послов из Дохи. В 2017 году Саудовская Аравия, ОАЭ, Бахрейн и Египет объявили полную блокаду Катара, закрыв границы и торговые пути. Доху обвинили в поддержке терроризма, ХАМАС и сближении с Ираном.
Катар выдержал давление, укрепив связи с Турцией и Ираном. В 2021 году блокада была официально снята, но глубокие разногласия остались.
Противостояние Саудовской Аравии и Катара объясняется совокупностью факторов:
– Борьбой за лидерство в суннитском мире;
– Противоположным отношением к "Братьям-мусульманам" и ХАМАС;
– Различиями в подходе к Ирану;
– Конкуренцией в сфере медиа и мягкой силы.
Сегодня отношения формально нормализованы, но конкуренция сохраняется – Саудовская Аравия сосредоточена на глобальных проектах, а Катар укрепляет имидж "мини-державы" через союз с Турцией, поддержку исламистских политических движений и медиа. Египет выступает региональным балансиром, подавляя "Братьев-мусульман", а Турция усиливает позиции Катара, создавая стратегический тыл и международную легитимность его политике.
На протяжении последних десятилетий Израиль выстраивал многослойную систему противодействия иранской экспансии. Эта стратегия базируется на нескольких ключевых направлениях:
1. Военная доктрина "межвойны". Израиль регулярно наносит точечные удары по объектам Ирана и его союзников в Сирии и Ливане, препятствуя укреплению военной инфраструктуры у своих границ. Эти действия известны как "межвоенные операции" (MABAM) и направлены на то, чтобы будущая война проходила на максимально ослабленных позициях противника.
2. Разведывательные операции. "Моссад" и военная разведка (АМАН) систематически ведут охоту за иранскими учёными, технологическими проектами и каналами поставок оружия. Успехи в диверсиях и кибератаках серьёзно тормозили иранскую ядерную и ракетную программы.
3. Технологическое превосходство. Израиль развил уникальную многоуровневую систему ПРО: "Железный купол", "Праща Давида", "Хец". Это позволяет перехватывать значительную часть ракетных атак и сдерживать эффект "огневого кольца", которое Иран на протяжении трех десятилетий выстраивал вокруг Израиля.
4. Региональные альянсы. Нормализация отношений с ОАЭ, Бахрейном и другими странами в рамках Авраамических соглашений фактически создала антииранскую коалицию, в которой Израиль стал естественным союзником суннитских монархий.
Атака ХАМАСа 7 октября 2023 года стала крупнейшей проверкой всей этой стратегии. События развивались по нескольким направлениям:
1. Прорыв ХАМАСа. Массовое нападение на юг Израиля, убийства и захват заложников продемонстрировали, что даже при технологическом превосходстве и развитой разведке возможно стратегическое "ослепление" Израиля. Для Ирана это стало доказательством уязвимости еврейского государства. Однако сегодня Израиль развеял такую стратегию Ирана.
2. Многополярный фронт. После начала войны к атакам на Израиль присоединились и другие участники "огневого кольца". "Хезболла" открыла северный фронт ракетными и миномётными обстрелами. Хуситы в Йемене атаковали Израиль дронами и ракетами большой дальности. Проиранские группировки в Сирии и Ираке начали наносить удары по американским базам, поддерживающим Израиль.
3. Реакция Израиля. Армия обороны Израиля (ЦАХАЛ) развернула масштабную операцию в Газе, уничтожив значительную часть военной инфраструктуры ХАМАСа. Параллельно Израиль усилил удары по Сирии, ликвидируя склады оружия и позиции проиранских сил, а также резко нарастил координацию с США.
4. Глобальный эффект. Война показала, что "огневое кольцо" Ирана действительно работает как единая система давления: Израиль оказался под угрозой атак сразу с нескольких направлений. Но, в то же время, она выявила и слабости этой стратегии: у каждой группировки есть свои интересы, и Ирану не удалось превратить разрозненные удары в полноценную региональную войну.
Война 7 октября стала переломным моментом не только для Израиля, но и для всего Ближнего Востока. Она завершила целую эпоху, в течение которой Иран пытался выстраивать вокруг еврейского государства "огненное кольцо" своих прокси-боевиков и террористических организаций. Сегодня это кольцо разорвано: ударная мощь иранских союзников серьёзно ослаблена, а инфраструктура их влияния в регионе подверглась разрушению. Тегеран утратил способность диктовать правила игры и использовать ХАМАС, "Хизболлу", "Исламский джихад" и хуситов в Йемене в качестве инструментов давления. Ликвидация ключевых лидеров этих группировок нанесла удар не только по их военной координации, но и по идеологическому стержню, вокруг которого они долгие годы консолидировали своих сторонников.
Израиль, выдержавший тяжелейшее испытание, окончательно закрепил за собой статус доминирующей силы региона. Израиль продемонстрировал способность не только отражать угрозы, но и стратегически менять реальность в свою пользу. Сектор Газа, бывший десятилетиями рассадником терроризма и нестабильности, превратился в руины. Так называемые "мирные жители" анклава, многие из которых годами находились в тени террористической инфраструктуры, начали переселяться в третьи страны. На ближайшие двадцать лет угроза из Газы устранена, что открывает перед Израилем возможность для глубокого переосмысления всей политики безопасности и будущего устройства региона.
На международной арене последствием войны стало падение влияния Катара – главного спонсора и патрона ХАМАСа. Его роль как посредника и финансового донора террористических движений оказалась подорвана, а прежний имидж "серого кардинала" ближневосточной политики подвергся эрозии. В результате лидерство в суннитском мире всё более явно переходит к Саудовской Аравии, которая способна предложить не только идеологическую альтернативу, но и практическую модель стабильности, основанную на экономическом развитии и региональной интеграции. Для Эр-Рияда открывается шанс утвердиться как главного политического и духовного центра суннитского лагеря, особенно в условиях ослабления Ирана и его союзников.
В этих новых условиях укрепление союзов Израиля с арабскими государствами перестало быть лишь дипломатической инициативой и превратилось в геополитическую необходимость. И в Иерусалиме, и в столицах арабского мира всё яснее понимают: региональный порядок будущего невозможно построить без участия Израиля как гаранта безопасности и силы, способной противостоять общим угрозам. На повестке дня встаёт формирование новой архитектуры ближневосточной безопасности, которая объединит интересы Израиля, Саудовской Аравии, Египта, Иордании и ряда стран Персидского залива.
Особое внимание в ближайшие годы будет сосредоточено на отношениях Израиля и Саудовской Аравии. Эти две державы, долгие десятилетия находившиеся по разные стороны баррикад, сегодня объективно движутся навстречу друг другу. Саудовский престолонаследник Мухаммед бин Салман уже несколько лет продвигает стратегию "Видение-2030", в рамках которой КСА стремится снизить зависимость от нефти и утвердиться в роли технологического, финансового и политического центра исламского мира. Израиль же, обладая передовыми технологиями, военной мощью и опытом противостояния терроризму, становится для Эр-Рияда незаменимым партнёром.
Война 7 октября ускорила этот процесс: ослабление Ирана и крушение его прокси-сетей лишили саудитов главного аргумента в пользу сохранения дистанции от еврейского государства. Наоборот, теперь становится очевидным, что только союз с Израилем способен гарантировать долгосрочную стабильность региона и предотвратить возврат иранского влияния. Вероятность заключения открытого двустороннего соглашения о сотрудничестве в сфере безопасности, а в перспективе и договора о взаимной обороне, возросла как никогда прежде.
Этот возможный союз станет переломным для всего суннитского мира. Для Иордании и Египта он откроет возможность укрепления связей с Израилем без риска потерять арабскую легитимность. Для стран Персидского залива – прежде всего ОАЭ и Бахрейна – он станет естественным продолжением подписанных ранее "Соглашений Авраама" и шагом к формированию общей коалиции против терроризма и иранской экспансии. Для самого Израиля это будет означать не только признание его легитимного места в регионе, но и создание стратегического щита, способного удерживать баланс сил на десятилетия вперёд.
Важную роль в новой системе сыграют Египет и Иордания – два государства, которые первыми в арабском мире заключили мирные договоры с Израилем и долгие годы выступали связующим звеном между еврейским государством и остальным арабским миром. Египет, обладая крупнейшей армией в регионе и контролируя Суэцкий канал, будет стремиться сохранить статус главного военного и политического центра Северной Африки. Его участие в новой архитектуре безопасности обеспечит легитимность союза и укрепит позиции арабского лагеря. Для Каира важным фактором станет не только борьба с терроризмом, но и экономическое сотрудничество с Израилем и странами Персидского залива, способное оживить его стагнирующую экономику.
Иордания, традиционно играющая роль буфера между Израилем и более радикальными арабскими силами, получит шанс укрепить свой авторитет внутри региона. Амману жизненно важно сохранить стабильность в условиях внутреннего давления со стороны палестинского населения и экономических вызовов. Включение Иордании в новую систему альянсов позволит монархии получить дополнительные гарантии безопасности и финансовую поддержку, что обеспечит устойчивость режима и укрепит его позиции как посредника между Израилем, суннитскими державами и Западом.
Важным фактором в будущем станет и Турция. Анкара традиционно пыталась играть особую роль на Ближнем Востоке, балансируя между Западом, исламским миром и собственными амбициями региональной державы.
После войны 7 октября имидж Турции как " защитницы мусульман " утратил прежнюю привлекательность. С ослаблением ХАМАСа и разрушением Газы Турция лишилась одного из ключевых рычагов давления на Израиль и на арабские монархии.
Теперь Анкаре придётся переосмысливать свою стратегию. С одной стороны, Эрдоган будет продолжать апеллировать к исламской солидарности и использовать палестинскую риторику для внутренней аудитории. С другой – Турция объективно заинтересована в развитии экономических связей с Израилем и арабскими странами Персидского залива, особенно на фоне собственных экономических трудностей. В условиях, когда Иран теряет позиции, Турция может попытаться занять его место как главный "альтернативный центр силы" в мусульманском мире. Однако в отличие от Ирана, Анкара не способна построить сеть прокси-организаций, а её политика опирается больше на дипломатические манёвры и экономические интересы, чем на военные возможности.
В этой связи Турция останется важным игроком, но её роль будет скорее вспомогательной. Она будет балансировать между сотрудничеством и конкуренцией с Израилем и Саудовской Аравией, сохраняя статус самостоятельного центра, но уже не способного диктовать правила игры. Для Израиля это открывает возможность превратить отношения с Анкарой из источника постоянного напряжения в управляемое взаимодействие, где прагматизм возьмёт верх над идеологией.
Не менее значимой в новой реальности становится роль США и Европы. Для Вашингтона война 7 октября стала испытанием на способность сохранять влияние в регионе. Поддержка Израиля была для Америки вопросом не только союзнических обязательств, но и сохранения глобального авторитета. США показали, что остаются единственной державой, способной оперативно развернуть военные силы, удержать союзников от паники и сдержать Иран от прямого вмешательства. Одновременно Америка получила шанс закрепить своё влияние, интегрируя Израиль в систему региональных альянсов с суннитскими странами, что отвечает стратегическим интересам как США, так и их партнёров.
Для Европы ситуация выглядит сложнее. С одной стороны, страны ЕС осознают важность Израиля как форпоста стабильности на Ближнем Востоке и как барьера против новой волны миграции, которая могла бы обрушиться на Европу в случае хаоса. С другой стороны, внутри Европы сильны позиции левых и антиизраильских сил, которые пытаются навязать повестку "прав палестинцев" и сдерживать сотрудничество с Иерусалимом. Однако итог войны показал, что ставка на палестинские структуры была провальной: они оказались не субъектом, а инструментом внешних сил. Это открывает путь для пересмотра европейской политики и более тесного сотрудничества ЕС с Израилем, прежде всего в сферах безопасности, технологий и энергетики.
Для Израиля союз с США остаётся краеугольным камнем его безопасности, но в новых условиях важным становится и углубление отношений с Европой. Израиль может предложить европейцам альтернативу российским и ближневосточным энергоресурсам, технологии киберзащиты и опыт борьбы с терроризмом. Европа, в свою очередь, способна оказать Израилю политическую поддержку и придать легитимность новому региональному порядку.
В итоге формируется многослойная система: США – как глобальный гарант, Европа – как политико-экономический партнёр, Израиль и арабские союзники – как региональный фундамент безопасности. Эта связка способна не только удерживать баланс сил на Ближнем Востоке, но и превратить его из очага хаоса в пространство управляемой стабильности, где государства берут на себя ответственность, а террористические группировки утрачивают возможность диктовать правила.
Ближний Восток получил уникальный шанс стать регионом мира, сотрудничества и инноваций.